• Nie Znaleziono Wyników

Man in the Face of Fate: The Motive of Transformation in Gaito Gazdanov’s Short Prose

N/A
N/A
Protected

Academic year: 2021

Share "Man in the Face of Fate: The Motive of Transformation in Gaito Gazdanov’s Short Prose"

Copied!
10
0
0

Pełen tekst

(1)

nr 10 ss. 85–94 2020

ISSN 2083-5485 https://doi.org/10.34858/polilog.10.2020.320 © Copyright by Institute of Modern Languages of the Pomeranian University in Słupsk

Original research paper Received: 15.03.2020

Accepted: 14.05.2020

ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ СУДЬБЫ:

МОТИВ ПРЕВРАЩЕНИЯ

В МАЛОЙ ПРОЗЕ ГАЙТО ГАЗДАНОВА

Альфия Смирнова ORCID: 0000-0001-9198-548X Московский городской педагогический университет Москва, Россия alfi a-smirnova@yandex.ru Ключевые слова: Гайто Газданов, малая проза, судьба, смерть, мотив превращения В статье анализируется малая проза Гайто Газданова, рассказы Превращение, Ошибка, Судьба Саломеи, Княжна Мэри, выявляется смысл и функция мотива превращения. Одним из центральных вопросов в творчестве писателя является экзистенциальный вопрос «человек перед лицом судьбы», который реализуется в текстах автора в системе мотивов: счастья и несчастья, превращения и смер-ти, бездомности и дороги, и др. Судьбы героев Газданова складываются таким образом, что они проходят через испытание смертью, оказываются в ситуации «онтологического порога». Пережив инициацию, они возвращаются к жизни другими людьми: герой рассказа Превращение испытывает влечение смерти и сожалеет, что выжил; героиня другого рассказа, Судьба Саломеи, после пере-житого ужаса отказывается от своего прошлого и начинает новую жизнь в дру-гой стране. Превращение происходит и с героиней рассказа Ошибка, которая, соприкоснувшись со смертью любимого человека, осознает ошибочность своей прошлой жизни и кардинально меняет ее. В рассказе Княжна Мэри мотив пре-вращения позволяет раскрыть драму человека («Другого»), лишенного родного дома и родины, судьба которого предопределена участью эмигранта, вынужден-ного вести двойную жизнь. Художественная антропология Гайто Газданова во многом основывается на философии экзистенциализма с его вниманием к индивидуальному опыту пере-живания бытия в мире, к проблемам одиночества и свободы, смерти. На протя-жении всего творчества писателя

(2)

неизменно главными, смыслообразующими и […] гипнотически-притягательны-ми оказываются вопросы чисто экзистенциального порядка: человек перед лицом смерти, человек перед лицом судьбы; человек и устройство окружающего мира; человек и история; наконец, бытие и самобытие человека, видимое и невидимое, истинное и мнимое в нем [Матвеева 2001: 64]. «Человек перед лицом судьбы» – этот экзистенциальный вопрос один из главных в творчестве писателя [Смирнова 2016: 123–137], и реализуется он в мотивах счастья и несчастья, превращения и смерти, одиночества, бездомно-сти и дороги. В некоторых случаях семантически они закреплены и в заглавиях газдановских произведений: Судьба Саломеи, Счастье, Превращение, Смерть господина Бернара, Панихида; Ночные дороги, История одного путешествия, Пилигримы и др. Основу сюжета рассказа Превращение (1928) составила история русского эмигранта Филиппа Аполлоновича Герасимова. В старике-соседе по парижской гостинице рассказчик не сразу узнает своего старого знакомого: Этот старик напомнил мне другого человека, которого я знал много лет тому на-зад. Тот был молод, богат и всегда весел; он постоянно улыбался и, улыбаясь, проигрывал деньги, улыбаясь, делал предложение, улыбаясь, женился – и жил так, как жили богатые русские люди пятнадцать лет тому назад […] [Газданов 1996: 85]. В «старике с белыми волосами и лицом, выражавшим крайнюю напряжен-ность», трудно было узнать прежнего Филиппа Аполлоновича, настолько он изменился. В это было трудно поверить еще и потому, что до рассказчика до-шел слух о его самоубийстве: «Потом Филипп Аполлонович был на войне; а на второй год войны, я помню, кто-то сказал моей тетке: – Да, знаете новость? Аполлоныч застрелился» [Газданов 1996: 86]. Уточнение места данного проис-шествия – на войне – важно в контексте последующих событий: война меняет отношение человека к смерти. В повествовании переплетаются сон и явь, в этом мире полусна-полуяви все возможно: и эта неожиданная встреча, и превращение «молодого, улыбающего-ся человека в старика с беспокойным и страшным лицом и седыми волосами» [Газданов 1996: 87] – после пережитого им во сне ли, наяву ли смертного опыта: «Когда я очнулся, доктор уверил меня, что я не умру. И я действительно выз-доровел. Это было невыразимо печально» [Газданов 1996: 90]. Позиция героя, пережившего мнимую смерть, отличается двойственностью: с одной стороны, желание не существовать возобладает над витальными силами и инстинктом самосохранения, с другой стороны, герой после этого возвращается к прежней семейной жизни, прерванной на одиннадцать лет (и это еще одно его превра-щение). Не случайно, в тексте возникает параллель между судьбой Аполло-ныча и повторяющейся символической деталью из снов героя-повествователя: «[…] Я видел голого человека, вращающегося на ровном бронзовом диске» [Газданов 1996: 82].

(3)

Художественная танатология Газданова отличается особой «эстетикой смерти» [Поляева 2008: 196], которая обусловлена экзистенциальным осмыс-лением судьбы человека на фоне трагических потрясений и исторических ка-таклизмов, включая и участь русских изгнанников, оказавшихся на чужбине, с их одиночеством и жалким прозябанием, обреченностью существования, отношением к смерти. Герой рассказа Превращение произошедшее с ним объ-ясняет следующим образом: «Все было очень просто. Я был ранен в грудь; не стрелялся, как говорили, а был ранен и должен был умереть, – но не умер и от огорчения очень похудел. Вот и все» [Газданов 1996: 89]. Погрузившись в вос-поминания, Филипп Аполлонович продолжает свой монолог: – Я умирал, – сказал он с внезапным оживлением. – Я был осужден; в этом не оставалось никаких сомнений. Я умер; все предметы, окружавшие меня, поте-ряли свою определенность; все голоса доходили до меня из далекого и темного пространства. Я не чувствовал веса своего тела; я ни о чем не должен был ду-мать. Я умер; никакого движения не было вокруг меня, только воздух колебал-ся, как вода. Я был спокоен потому, что никто не мог со мной говорить; я был мертв. Все, в чем я жил, ушло от меня на миллионы верст; и мне показалась бы нелепой мысль, что вся эта сутолока, эта жизнь с женой и сыном и массой других мелочей может ко мне вернуться. Я был во власти смерти: это лучшая власть, какую я знаю [курсив мой. – А.С.] [Газданов 1996: 89]. После этих признаний рассказчик понимает, что его собеседник «уже дав-но сошел с ума». Аполлоныч проходит через испытание смертью, и ситуация «онтологического порога» в его судьбе стала точкой отсчета другой жизни героя: превращение как обряд инициации состоялось – Филипп Аполлонович продолжает жить, но это уже другой человек (после привидевшегося погре-бения он предстал совершенно в другом облике и с новыми привычками). Из текста не ясно, сам ли герой стрелял в себя, или же в него стреляли, однако ис-пытанная им власть смерти и сожаление, что не умер, а также мистический опыт инициации, могут трактоваться и как неудавшаяся попытка самоубий-ства. Пережитое героем подается как плод его больного воображения: Аполло-ныч описывает встречу со смертью, явившуюся к нему не в облике женщины, а мужчины, ритуальные приготовления, захоронение, шум подземной реки, доносящийся из-под земли. Так в рассказе мотивы смерти-воскрешения и превращения дополняют друг друга. Соприкосновение со смертью героини другого рассказа, Ошибка (1938), оказывается поворотным моментом в ее судьбе. Екатерина Максимовна бу-дучи добропорядочной женой и матерью маленького сына неожиданно (или наперекор уверенности мужа, что «она не способна ни к чему дурному») на-чинает встречаться с молодым человеком, испытывая к нему вспышки влече-ния, но не осознавая свое чувство как любовь. И связь эта представляется как случайная, ошибочная, если следовать заглавию рассказа.

(4)

Катя с удивлением отмечала, что со своим любовником она даже почти не разго-варивала, и это было совершенно не нужно. Но с самого начала она испытывала к нему, наряду с непреодолимым влечением, нечто чрезвычайно похожее на не-нависть. Он не мог не заметить этого и даже сказал ей как-то, что, быть может, лучше было бы вообще не встречаться: если она его не любит… – Я никогда вас не любила, – сказала она, – никогда, вы слышите, никогда. Но я не могу без вас жить [Газданов 1996: 474]. Поначалу и героиня воспринимает отношения с молодым человеком как свою ошибку. Название рассказа неоднократно повторяется в тексте, соотно-сясь с мужем Екатерины Максимовны и с ней самой. По мнению героини, муж никогда не ошибался – «ни в определении, ни в поступке, – и так было всегда, и она привыкла очень верить ему во всем» [Газданов 1996: 470]. В то же время иногда своей «безошибочностью и неуязвимостью» муж начинал раздражать Екатерину Максимовну, «точно это была идеальная мыслительная машина, а не человек» [Газданов 1996: 470]. Рефлексирующая героиня рассказа проти-вопоставляется мужу и парадоксальным образом, не осознавая этого, следует его представлениям о жизни. В разговоре Кати с мужем выясняется его взгляд на ошибку: «– Но ты, кажется, редко ошибаешься. – Ох, очень часто, – сказал он, улыбаясь. – Только ошибки почти никогда не бывают непоправимыми, и я ста-раюсь их не повторять». После этого разговора ночью, лежа в постели, героиня размышляет о своей жизни: «…Когда и как произошла эта ошибка» [Газданов 1996: 471]. До встречи с молодым человеком Екатерине Максимовне «все было ясно», она «безошибочно» могла определить, «хорош или плох тот или иной поступок» [Газданов 1996: 472]. Теперь же героиня начинает тяготиться своим положением, у нее портится характер, она близка к самоубийству («Казалось, что больше вынести такую жизнь невозможно» [Газданов 1996: 475]). И лишь известие о том, что молодой человек болен и хотел бы ее видеть, предчувствие близкой утраты (только взглянув на него, находящегося без сознания, «она ощу-тила неведомый и непреодолимый ужас» [Газданов 1996: 475]), заставляют ее иначе взглянуть на их отношения. «И только в эту минуту то, что давно уже было, но никак не могло дойти до сознания Кати, вдруг стало необыкновенно ясно: именно, что умер тот самый человек, которого она любила, и что любила она только его» [Газданов 1996: 476]. В жизни героини смерть возлюбленного – это «точка невозврата» в ее судьбе и невозможности продолжать прежнюю жизнь. Сюжетная кульминация и нео-жиданная развязка даются в финальной части рассказа. Мотив превращения ре-ализуется в преображении Кати и переходе от автоматического существования по заведенному порядку к самопознанию и открытию ценности жизни, к осоз-нанному поступку и действию: «И в тот же день, подписав прошение о разводе, она уехала из дому» [Газданов 1996: 476]. В финале изменение, произошедшее с женой, отмечает муж героини: «Ты как будто вернулась издалека», на что она отвечает: «– Я не вернулась… Я ухожу» [Газданов 1996: 476], вкладывая в эти слова совсем иной смысл, чем ее муж.

(5)

Тема судьбы реализуется в рассказе не только в мотиве преображения-пре-вращения героини, но и в мотивах счастья и несчастья, важными в автор-ской художественной антропологии (один из рассказов Газданова называется Счастье). Эти мотивы зарождаются уже во втором фрагменте текста (всего их в небольшом по объему рассказе четыре). В первом фрагменте повествуется о маленьком сыне героини, которого в семье все называют Василием Василье-вичем. Второй фрагмент представляет собой поток сознания героини, оформ-ленный в виде внутреннего монолога. Екатерина Максимовна вспоминает две строчки из давнего письма: «Вам я верю всегда, и безгранично, и я надеюсь, что, пока я жив, нет вещей, которые могли бы поколебать эту уверенность» [Газданов 1996: 465]. Героиня гонит от себя эти воспоминания как почти не существующие, потому что «все было напрасно и не нужно, потому что вся жизнь до сих пор была счастлива, удачна и правильна, как классическое по-строение отвлеченной схемы, непогрешимое в своем исполнении» [Газданов 1996: 465–466]. Ощущение счастья, возникшее в детстве, и составляло «са-мую сущность жизни» героини до тех пор, пока лет восемь тому назад не воз-никло «чувство необъяснимой, случайной пустоты». И только рождение сына заполнило эту пустоту и утвердило неизменность «уже достигнутых состоя-ний счастья» [Газданов 1996: 466]. В третьем фрагменте в размышлениях героини ощущается потребность ра-зобраться в себе: «…Но оставалось все-таки найти во всех этих привычных и милых вещах, из которых состояла жизнь, то место, которое оказалось неза-щищенным», тот исходный пункт, «после которого иногда вещи приобретали иное значение и теряли свою прежнюю форму. Где, когда, почему это могло случиться» [Газданов 1996: 466–467]. Точкой отсчета пути газдановских героев, по словам Л.В. Сыроватко, зача-стую становится «первое соприкосновение со смертью, вызывающее ощуще-ние дрогнувшей под ногами почвы» [Сыроватко 1996: 657]. В жизни Екатерины Максимовны смерть возлюбленного стала такой же точкой отсчета на ее пути, побудившей пересмотреть свою жизнь и разобраться в себе. Во втором и третьем фрагментах повествования, предшествующим наиболее крупному, четвертому, в котором сюжетное действие получает динамичное раз-витие, – раскрывается внутренняя жизнь героини, работа ее сознания. В третьем фрагменте Екатерина Максимовна вспоминает свое детство, мать, Россию, за-мужество, жизнь в эмиграции, рождение сына. С образом матери в рассказе свя-зан мотив несчастья: мать ненавидела «всех счастливых людей на свете», не любила свою дочь, сына, мужа, но заботилась о «несчастных и жалких людях»; она «всю жизнь ждала либо страшной личной трагедии, либо катастрофы». Она презирала благополучную жизнь и «оживлялась только тогда, когда с кем-ни-будь действительно происходило несчастье, кто-никем-ни-будь был при смерти» [Газ-данов 1996: 467]. По словам отца Кати, «мама у нас несчастная» [Газ[Газ-данов 1996: 468]. И в этом дочь противостоит матери, не желая мириться с механической жизнью, в которой не остается места для счастья и любви. И именно

(6)

поэто-му Екатерина Максимовна, пытавшаяся стать счастливой, в финале расстается с мужем и осознает свою семейную жизнь как ошибку. В рассказе Судьба Саломеи (1959) повествуется о двух жизнях героини – до войны в Париже и после войны во Флоренции. Герой-повествователь и его то-варищи называют ее Саломеей за необычайную красоту и гордую осанку. По национальности она была румынкой «с примесью цыганской и еврейской кро-ви», а французская фамилия Martin досталась ей от бывшего мужа. Но не только наружностью выделялась Саломея, в ней была некая притягательная сила, и где бы она ни появлялась, ее сопровождал успех. Не получив никакого образования, она имела обширные познания в области искусства. Несмотря на противоре-чивый характер и непоследовательность в поступках, ни у кого «не возникало сомнения в том, что за всей этой раздражающей ее внешней неприемлемостью должен существовать или не может не существовать целый мир, эмоциональная напряженность которого была одновременно бесспорна и неудержимо соблаз-нительна» [Газданов 1996: 563]. И еще одно редкое качество отличало ее – она не выносила простоты: «Простота в искусстве или в человеческих отношениях ей казалась чем-то унизительно примитивным» [Газданов 1996: 562]. В первой части рассказа рисуется подробный психологический портрет ге-роини с присущими ей чертами: безответственностью, «абсурдным и неизле-чимым эгоцентризмом»: «Какая-то значительная часть душевной жизни у нее была просто атрофирована. У нее не было воспоминаний. […] Она забывала свои чувства и свою собственную жизнь, и жизнь тех, кто был с ней связан и кто уходил в прошлое, о котором у нее не оставалось воспоминаний» [Газда-нов 1996: 566]. В Саломею влюбляется приятель героя-повествователя Андрей, способный художник, поэт, которому предсказывали блестящее будущее. От любви поте-рявший представление о действительности, он осознает лишь то, «что вне Са-ломеи его жизнь не имеет никакого смысла». После нескольких лет совместной жизни, с уходами и возвращениями Саломеи, с началом войны и перед появле-нием в Париже немецкой армии героиня исчезает, а Андрей, мобилизованный на фронт, в Германии попадает в плен. Исчезновение Саломеи обрастает слуха-ми, будто она участвовала в партизанском движении и «была убита во время боя партизанского отряда с частями французской милиции» [Газданов 1996: 567]. Этот танатологический мотив зарождается в середине повествования и не-однократно возобновляется во второй части рассказа. Исследователь художе-ственной танатологии Р.Л. Красильников обращает внимание на расположение танатологических мотивов в композиции текста, выявляя их сильную позицию: в начале повествования (позиция, предваряющая дальнейшее развитие событий, способствующая им), в середине текста (связь с кульминацией повествования) и в конце произведения («сильная позиция») [Красильников 2015: 102–103]. Исчезновение Саломеи и настойчивые слухи о ее гибели – кульминационный момент в развитии сюжетного действия, основу которого составила история Са-ломеи, события ее жизни, жертвенная любовь к ней Андрея

(7)

(герой-повествова-тель убежден, «если бы она была жива, то и жизнь Андрея сложилась бы иначе» [Газданов 1996: 569]). Автор композиционно акцентирует читательское внима-ние на смерти Саломеи, разделившей ее жизнь на две отдельные половины. По истечении десяти лет после этих событий герой-повествователь случайно встречает Андрея в Париже и узнает, что он пытался разыскать ее могилу, но не нашел, хотя об истории ее трагической гибели писалось в газетах. А через год, путешествуя по Италии, останавливается во Флоренции и от хозяина пан-сиона слышит рассказ о судьбе соседа-сапожника, воевавшего во время войны во Франции и вернувшегося оттуда с женой-француженкой. Познакомившись с сапожником, герой-повествователь узнает в его жене Саломею, которая рас-сказывает ему, что была тяжело ранена, должна была умереть, но выжила. Перед ним была уже не та Саломея – роковая женщина, разбившая сердце Андрея. Не выносившая когда-то простоты в людях и в искусстве, теперь она видит счастье в ограничении и простых вещах («– А может быть, счастье в том, что тебе уда-ется ограничить себя и понять, что главное – это несколько несложных вещей?» [Газданов 1996: 575]). По-разному понимают счастье теперешняя Саломея и ее Андрей, для которого она была смыслом жизни и «ослепительным счастьем». Для нее же «все, что было раньше, перестало существовать». На уговоры старого знакомого вернуться в Париж, она отвечает: «– Что я буду делать – в этом далеком чужом городе?» Боясь пустоты, «которую нель-зя заполнить никакими воспоминаниями», она дорожит впервые появившимся у нее домом, раньше она «не знала этого понятия». Саломею и героиню рассказа «Ошибка» объединяет боязнь этой метафизической пустоты, символизирую-щей одиночество и отсутствие любви. Метаморфозу, случившуюся с Саломеей, герой-повествователь объясняет тем, что она заглянула в лицо смерти, которая разделила ее жизнь на две несо-вместимые половины. Когда я возвращался в Париж, я все вспоминал разговор с Саломеей. Все, что она говорила, не могло объяснить того непоправимого превращения, которое с ней произошло. […] Ее превращение, как мне казалось, произошло оттого, что она увидела перед собой смерть. Дошла до нее и потом испытала животную радость возвращения к жизни. И вот единственные обстоятельства, которых она не забыла, были именно те, когда она поняла этот возврат к жизни, которым она была обязана молодому итальянцу. Последнее лицо, которое она видела пе-ред собой, когда думала, что умрет, это было его лицо. И первое, которое она увидела уже другими глазами, когда она почувствовала, что будет жить, это было его лицо. И это было самое сильное и единственное воспоминание, кото-рое определило ее превращение, и ее теперешнюю жизнь [курсив мой. – А.С.] [Газданов 1996: 577]. Смысл заглавия рассказа Судьба Саломеи раскрывается в метаморфозе, произошедшей с героиней и не зависящей от ее воли. Остались в прошлом ее красота, магическая притягательность, эстетическое восприятие жизни, неу-правляемый характер и эгоцентризм, а в настоящем, по словам хозяина

(8)

пансио-на, это «была, вероятно, бедная одинокая женщина. […] Ей повезло, она нашла человека с хорошим ремеслом, он неплохо зарабатывает, в прошлом году они даже ездили на море летом. Вот, смотрите, как сложилась судьба этих людей…» [Газданов 1996: 570]. В отличие от предыдущих произведений в рассказе Княжна Мэри (1953) мо-тив превращения в судьбе героя – русского эмигранта – не связан со смертью и реализуется в физическом саморазрушении и маргинальном существовании, а также в необходимости вести двойную жизнь: днем зарабатывать статьями с практическими рекомендациями женщинам по уходу за собой для русского журнала «Парижская неделя», подписанными псевдонимом «Княжна Мэри», а ночами сочинять роман Жизнь Антонины Гальской, осознавая свое призвание как «главное… в жизни». От гарсона в кафе рассказчик узнает, что «мужчина по имени Мария был из-вестным русским писателем» [Газданов 1996: 554]. И это кажется собеседнику «явно неправдоподобным». Познакомившись с ним ближе, рассказчик узнает, что в России он печатался и имел большой успех. По одному этому наивному выражению «большой успех» можно было судить о его простодушии, как по остальным его высказываниям – о его неиспорченно-сти, против которой оказались бессильны жестокие внешние обстоятельства его жизни и множество не менее неблагоприятных вещей [Газданов 1996: 556]. Название рассказа раскрывается лишь в заключительной его части. «Княжна Мэри» – это больше чем псевдоним, он является его фантазией, плодом творче-ского воображения, символом другой, красивой, жизни. «…Когда этот человек оставался один, в том мире, который был для него единственной реальностью, с ним происходило чудесное и торжественное превращение [курсив мой. – А.С.]» [Газданов 1996: 560]. В произведениях Газданова эта потребность заме-щения реальной жизни иллюзорной – отличительная черта русских, оказав-шихся в изгнании. В анализируемых текстах экзистенциальный смысл вопроса «человек перед лицом судьбы» раскрывается в ситуации смерти как «онтологического порога», предстающей точкой отсчета в судьбе человека и переломным моментом в его жизни. Мотив превращения выполняет в тексте двойную функцию: объединяет другие (побочные) мотивы и позволяет выявить метаморфозы, происходящие с героями под воздействием трагических обстоятельств судьбы, и начать «иное беспощадное существование» (Г. Газданов История одного путешествия). По Газданову-экзистенциалисту, судьба человека – это «неуклонное бытие-к-смер-ти, безнадежный стоицизм человеческого достоинства перед лицом абсурда» [Семенова 2016: 711].

(9)

Библиография Газданов Г., 1996, Рассказы. На французской земле, [в:] Собрание сочинений. В 3 то-мах, т. 3, Москва. Красильников Р., 2015, Танатологические мотивы в художественной литературе, Москва. Матвеева Ю., 2001, «Превращение в любимое»: Художественное мышление Гайто Газданова, Екатеринбург. Поляева М., 2008, Малая проза Гайто Газданова, [в:] Гайто Газданов в контексте русской и западноевропейской литератур, Москва. Семенова С., 2016, Путешествие по «беспощадному существованию» (Гайто Газ-данов), [в:] Русская литература XIX–XX веков: От поэтики к миропониманию, Москва. Смирнова А., 2016, Контрапункт судьбы в прозе Гайто Газданова, [в:] Мотив в структуре художественного текста: Сборник научных статей, Москва. Сыроватко Л., 1996, Газданов-романист, [в:] Г. Газданов, Собрание сочинений. В 3 томах, т. 1, Москва. Transliteration

Gazdanov G., 1996, Rasskazy. Na francuzskoj zemle, [v:] Sobranie sočinenij. V 3 tomah, t. 3, Moskva.

Krasilʹnikov R., 2015, Tanatologičeskie motivy v hudožestvennoj literature, Moskva. Matveeva Û., 2001, «Prevraŝenie v lûbimoe»: Hudožestvennoe myšlenie Gajto

Gazdano-va, Ekaterinburg.

Polâeva M., 2008, Malaâ proza Gajto Gazdanova, [v:] Gajto Gazdanov v kontekste russ-koj i zapadnoevropejsruss-koj literatur, Moskva.

Semenova S., 2016, Putešestvie po «bespoŝadnomu suŝestvovaniû» (Gajto Gazdanov), [v:] Russkaâ literatura XIX–XX vekov: Ot poètiki k miroponimaniû, Moskva.

Smirnova A., 2016, Kontrapunkt sudʹby v proze Gajto Gazdanova, [v:] Motiv v strukture hudožestvennogo teksta: Sbornik naučnyh statej, Moskva.

Syrovatko L., 1996, Gazdanov-romanist, [v:] G. Gazdanov, Sobranie sočinenij. V 3 tomah, t. 1, Moskva.

Summary

Man in the Face of Fate: The Motive of Transformation in Gaito Gazdanov’s Short Prose

The article analyzes the short prose of Gaito Gazdanov, the stories Transformation, Error, The Fate of Salome, Princess Mary, reveals the meaning and function of the motive of transformation. One of the central questions in the writer’s work is the existential question “man in the face of fate”, which is being implemented in the writ-er’s texts in the system of motives: happiness and misery, transformation and death,

(10)

homelessness and roads, etc. The fate of Gazdanov’s characters is formed in such a way that as they pass through the test of death, they fi nd themselves in a situation of “ontological threshold”. After experiencing the initiation, they return to life as dif-ferent people: the hero of the story Transformation feels a death attraction and regrets that he survived, the female character of another story, The Fate of Salome, after experiencing horror abandons her past and begins a new life in another country. The transformation also occurs with the female character of the story Error, who, having come into contact with the death of her beloved person, realizes the error of her past life and radically changes it. The motive of transformation allows us to reveal the dra-ma of a person (“Another”), deprived of his native home and homeland, in the story of Princess Mary, whose fate is predetermined by the fate of an emigrant, forced to lead a double life.

Cytaty

Powiązane dokumenty

Имя Михаила Арцыбашева в учебных пособиях по русской лите ратуре, в том числе эмиграционной, или вообще не упоминается, или упоминается лишь как одного

Уже известно, что ассоциативная связь может быть основана не только на внешних признаках, но и на функции предмета, в том числе и в случае деминутивов.

Могло ли быть так, что “жалость и похвала” московскому князю и его “брату” родилась под пером не только уроженца (что как будто бы и без того очевидно), но даже

Именно эта соотносительность и обуславливает то, что язык не только отображает действительность в форме ее наивной картины и выража- ет отношение к

Страдание растёт, и больной не успеет оглянуться, как уже сознаёт, что то, что он принимал за недомогание, есть то, что для него значительнее всего в мире,

Итак, возвращаясь к тому, что нашло свое отражение в таблице и что было бы выражением, но лишь условным, поскольку не для сознания

Именно в таких ситуациях увлекательная игра на смартфоне не только отвлекает от стрелок на часах, но и позволяет почувствовать, что ты не

Нами, как то уже сообща лось что в окрестностях Здолбунова появились в боль шом количествѣ волки напа дающіе не только на скот но и на людей. На