РУССКИЕ СВАДЕБНЫЕ ПРИГОВОРЫ:
НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ О СПЕЦИФИКЕ БЫТОВАНИЯ ОБРЯДОВОГО ТЕКСТА В НЕОБРЯДОВОЙ СИТУАЦИИ
RUSSIAN WEDDING SPEECHES:
SOME REMARKS ABOUT SPECIFICITY OF EXISTENCE OF THE CEREMONIAL TEXT IN NOT CEREMONIAL SITUATION
ЮЛИЯ КРАШЕНИННИКОВА
ABSTRACT. The article is devoted to the problem of situating and performing ceremonial texts in non-ceremonial situations and is based on material from wedding speeches made in 1986–2006 in the local tradition of the Vilegodsky district in the Arkhangelsk region. An analysis of texts from the ceremonial genre performed in non-ceremonial situations allows the description of some mechanisms by which a folklore work in different speech situations is born, as well as masterly performance and strategies used by grooms in wedding speeches at the collector’s request (in situations “outside the ceremony”). It enables us to speak about text commonality in repeat performances, and also the correlation of collective and individual, traditional and improvisational in ceremonial texts learned and performed in various situations. Comparing the records of wedding speeches divided into different temporary intervals provides an informative and productive discussion of the problem of specifics in folklore memory and the competence of the performer, mechanisms for memorizing, reproducing, and also the peculiarities of texts with a tendency towards improvisation.
Юлия Крашенинникова, Институт языка, литературы и истории Коми науч-ного центра УрО РАН, Сыктывкар — Россия, krasheninnikova@rambler.ru Настоящая работа посвящена проблеме фиксации и исполнения текстов обрядового жанра в необрядовой ситуации. Она связана c опи-санием механизмов „рождения” фольклорного произведения в разных речевых ситуациях, исполнительских стратегий при декламировании говорных обрядовых жанров по просьбе собирателя, т. е. „вне обряда”, а также соотношения коллективного и индивидуального, традицион-ного и импровизационтрадицион-ного в обрядовых фольклорных текстах, усвоен-ных и исполненусвоен-ных в различусвоен-ных ситуациях. Проблема влияния ситуации на исполнителя и создаваемый им в процессе исполнения фольклорный текст, выявления степени и ха-рактера преемственности вербальной/невербальной составляющей
рассматривалась на разных жанрах П.Г. Богатыревым1, К.В. Чистовым2, В.М. Гацаком3, А.Ю. Брицыной4, Ю.А. Крашенинниковой5 и др. Объек-том внимания исследователей становились эпические произведения, похоронно-поминальные причитания, сказочная проза, суеверные рас-сказы; т. е. жанры, которые по своей жанровой природе или „более чув-ствительны к ситуации”, поскольку не обладают четкой структурой6, или имеют в своем репертуаре фонд поэтических формул, типизиро-ванных описаний, клише, наполняющих и „конструирующих” поэти-ческую ткань фольклорного произведения под влиянием ситуации. Опираясь на многие положительные наблюдения, накопленные фольклористами на сегодняшний день по обозначенной проблеме, мы обратим внимание на проблему исполнения обрядовых текстов в не-обрядовой ситуации на примере одного из жанров русского свадеб-ного обряда — приговоров дружек. Чин свадебсвадеб-ного дружки в обряде разных локальных традиций России (функции и их генезис, атрибуты и пр.) рассматривается в работах многих исследователей7. В обряде дружка выполняет функции представителя жениха, посредника меж-ду родом жениха и родом невесты, церемониймейстера или распоря-________________ 1П.Г. Б о г а т ы р е в, Роль ситуации при исполнении фольклорных произведений, [в:] его же, Функционально-структуральное изучение фольклора (Малоизвестные и не-опубликованные работы), Москва 2006, с. 218–228. 2 Обзор работ К.В. Чистова, связанных с проблемой аутентичности записей похоронных причитаний, исполненных во время обряда и вне его, т. е. по просьбе собирателя, сделан М.Д. Алексеевским (М.Д. А л е к с е е в с к и й, Проблемы фикса-ции похоронно-поминальной плачевой традификса-ции (К.В. Чистов и вопрос об аутентичности записей причитаний), [в:] Фольклор и этнография. К девяностолетию со дня рождения К.В. Чистова. Cборник научных статей, Санкт-Петербург 2011, с. 243–250). 3 В.М. Г а ц а к, Устная эпическая традиция во времени, Москва 1989. 4 А.Ю. Б р и ц ы н а, „Интенсивный опрос традиции” и некоторые аспекты тек-стологии прозаических нарративов, [в:] Этнопоэтика и традиция. К 70-летию чл.-корр. РАН В.М. Гацака, Москва 2004, с. 93–104; ee же, Фиксации повторных исполнений и не-которые аспекты теории традиции, [в:] Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сборник докладов, т. II, Москва 2006, с. 42–52; О.Ю. Брiцина, Украïнска усна традицiйна проза: питання текстологiï та виконавства, Киïв 2006. 5 Ю.А. К р а ш е н и н н и к о в а, Устные рассказы о заблудившихся в лесу в свете работы П.Г. Богатырева „Роль ситуации при исполнении фольклорных произведений” (на материалах нач. XXI в.), [в:] Функционально-структуральный метод П.Г. Богатырева в современных исследованиях фольклора. Cборник статей и материалов, Москва 2015, с. 199–210. 6 П.Г. Б о г а т ы р е в, Роль ситуации…, указ. соч., с. 219. 7 К сожалению, ограниченный объем статьи не позволяет привести весьма об-ширный перечень известных нам работ.
дителя свадебного действа, знахаря, балагура и шутника8. Главенству-ющая роль этого свадебного чина в севернорусской свадьбе подчер-кивается большим количеством разного рода характеристик, деталей, атрибутов, на уровне народных дефиниций, наименований дружки и его помощника9. В принятой в научной литературе номинации жанра — свадебные приговоры — закреплены такие показатели, как обрядовая приурочен-ность (исполнение на свадьбе) и отчасти указание на манеру произ-несения, исполнения текстов — слова, которые приговаривают, сопро-вождают какое-либо действие. Приговоры регулируют „движение” обряда, организуют и комментируют действия персонажей, при этом можно говорить о разных типах соотношения текста и обрядовых действий: „проговаривание” ритуала „наперед”, синхронное следова-ние текста и действий, чередоваследова-ние действий и текста, „объяснеследова-ние” выполненных действий с помощью текста. Помимо того, что дружка организует некоторые этапы обряда, он также формирует ответную реакцию и должен реагировать на изменения, которые привносятся другими участниками. Свадебные приговоры являются говорным жанром10; это по преи-муществу индивидуальный жанр, что позволяет ему в большей сте-пени, чем коллективным жанровым формам, допускать импровиза-цию и новации в текстах. В числе определяющих черт жанрового своеобразия свадебных приговоров исследователи называют их „наро-читую установку на импровизацию”11, т. е. установку на „создание текста в процессе его исполнения”12. Многочисленные дефиниции сва-дебных приговоров, зафиксированные в научной, очерковой литера-туре, архивных, экспедиционных материалах XIX — нач. XXI в., содер-жат информацию о таких свойствах жанра, как типологическое сход-ство с другими жанрами, функциональная приуроченность того или иного текста к определенному этапу обряда, используемый в ритуаль-________________ 8 Одним из первых основные функции дружки обозначил Д.К. Зеленин: Д.К. З е л е н и н, Свадебные приговоры Вятской губернии, Вятка 1904, с. 1–13. 9 Об этом, в частности, см.: Ю.А. К р а ш е н и н н и к о в а, Дружка в севернорус-ской свадьбе: о некоторых условиях выбора и атрибутах, „Нaрoдна творчiсть та етно-графiя” 2007, № 2, с. 30–37. 10 Термин, предложенный Г.А. Левинтоном (Г.А. Л е в и н т о н, Замечания о жанровом пространстве русского фольклора, [в:] Судьбы традиционной культуры. Cбор-ник статей и материалов памяти Ларисы Иевлевой, Санкт-Петербург 1998, с. 65–66); см. также мнение Б.Н. Путилова о делении жанров по способу произношения: тек-сты, которые поются, сказываются и говорятся (указ. соч., с. 65, сн. 24). 11К.В. Ч и с т о в, Вариативность как проблема теории фольклора, [в:] его же, На-родные традиции и фольклор. Очерки теории, Ленинград 1986, с. 132. 12 Там же.
ном акте атрибут13. Наши наблюдения над свадебными приговорами позволяют заключить, что этот жанр в русской фольклорной традиции активно развивался не только за счет своих внутренних ресурсов, но также за счет других жанров (и не только свадебного обряда). Неко-торые результаты наших исследований относительно „использования” приговорами заговорно-заклинательного репертуара, сюжетов и фраг-ментов произведений наивной и профессиональной поэзии, лубочной литературы, духовных стихов и пр. мы приводили ранее14. Наши наблюдения базируются на разновременных записях 1986– 2006 годов, сделанных преимущественно автором в локальной тради-ции Русского Севера — Вилегодском районе Архангельской области от информантов: 1. принимавших участие в обряде в качестве дружек (1960–1970-е гг.), 2. наблюдавших приговоры в реальном обрядовом исполнении, 3. усвоивших тексты в ситуации „вне обряда” от односель-чан, которые когда-то исполняли роль дружки на свадьбе. В работе представлены некоторые результаты сопоставления повторных испол-нений текстов свадебных приговоров, разделенных временными про-межутками от нескольких часов до нескольких лет. * В нашем корпусе представлены по преимуществу записи, состоя-щие из нескольких текстов приговоров, которые в реальной обрядовой ситуации могли исполняться в разные этапы обряда. Вне обряда ин-форманты на просьбу собирателя (прочитать, что говорил дружка) произносят включающий несколько приговоров текст, формальными признаками разделения которого являются разные по степени распро-страненности комментарии, сделанные исполнителями в ходе декла-мирования, а также собственно содержание конкретных фрагментов. ________________ 13 Подробно о народной терминологии: Ю.А. К р а ш е н и н н и к о в а, Свадебные приговоры в свете народной терминологии, „Традиционная культура: науч-ный альманах” 2011, № 3, с. 70–80. 14 Ю.А. К р а ш е н и н н и к о в а, Межжанровые связи в мифопоэтическом содержа-нии фольклорных текстов (свадебные приговоры — заговоры), „Традиционная культура: научный альманах” 2009, № 1, с. 29–39; ее же, Свадебные приговоры среди фольклорных и литературных жанров (к вопросу о межжанровом взаимодействии), [в:] От Конгресса к Конгрессу. Материалы Второго Всероссийского конгресса фольклористов, т. 1, Москва 2010, с. 195–208; ее же, Литературные и лубочные произведения в текстах русского сва-дебного обряда, [в:] Устное и книжное в славянской и еврейской культурной традиции, Москва 2013, с. 247–260; ее же, „Адская газета” в русских свадебных приговорах, [в:] Rosja w dialogu kultur, red. B. Żejmo, t. 2, Wydawnictwo Naukowe Uniwersytetu Mikołaja Ko-pernika, Toruń 2015, c. 469–480; ее же, О случаях и механизмах жанрового взаимодействия в текстах свадебного обряда (на материале приговоров девушек „на свадебное деревце”), „Традиционная культура: научный альманах” 2015, № 3, с. 149–163.
Сопоставление таких, условно назовем их „сводными”, текстов из одной локальной традиции показывает следующее. Отметим слабое композиционное варьирование записей (одного исполнителя, пары „учитель — ученик”, в непрямых повторных фиксациях), разделенных разными временными промежутками. Сравнение текстов разных ин-формантов одной локальной традиции показывает, что порядок сле-дования приговоров в записях однообразен, отступления в нем встре-чаются крайне редко. Знание информантом последовательности ри-туальных актов определяет порядок следования приговоров в записи, необходимость включения того или иного фрагмента в текст. Большей „жизнестойкостью” в традиции и памяти информантов обладают тексты, регулирующие „движение” обряда, перемещения и действия персонажей, организующие и комментирующие разные этапы свадь-бы. Такая устойчивость объясняется включенностью приговоров в обряд, „сценарий” которого поддерживает фольклорное знание, другими словами, принадлежностью жанра двум системам — фольклору и ри-туалу15, т. е. обрядовый „контекст” является одним из стабилизаторов сохранения текстов в памяти информантов. Способностью „удерживать” тексты в традиции обладает, на наш взгляд, рифма, усиление которой регистрируется в более поздних по времени фиксации поэтических образцах приговоров16. Поскольку процесс сворачивания обряда не способствовал сохранности поэти-ческих текстов, рифма, как нам думается, выступала в качестве одного из тех стабилизаторов, которые оказывают влияние на „удержание” текста в памяти информантов, а насыщение текста рифмой, таким обра-зом, препятствует его забыванию. Сопоставление повторных записей демонстрирует изменения поэ-тической фактуры текстов, в частности обеднение содержательного плана тех приговоров, которые передают состояние окружающей обста-новки, описывают эмоциональную реакцию героев, содержат „портрет-ные” характеристики персонажей ритуала и пр. Информанты, чув-ствующие специфику жанра, для заполнения лакун в приговорах при-влекают другие жанры (преимущественно свадебного обряда, а также те, в которых реализуется свадебная тематика)17. ________________ 15 А.К. Б а й б у р и н, Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семанти-ческий анализ восточнославянских обрядов, Санкт-Петербург 1993, с. 210. 16 В частности, М.Б. Плюханова отмечает насыщенность рифмой более позд-них по времени записи образцов свадебных приговоров и совсем малую долю рифмы в образцах архаических (М.Б. П л ю х а н о в а, Проблема пародийности риф-мы, [в:] Тыняновский сборник: вторые Тыняновские чтения, Рига 1986, с. 251–252). 17 В частности, для создания образов жениха и невесты используются стили-стика и репертуар исполняющихся на свадьбе величальных и корильных песен,
При сравнении повторных записей одного информанта отмечено отчетливое стремление к стереотипии формульных и неформульных фрагментов, крайне малый уровень вариативности текстов. Разночте-ния наблюдаются в мельчайшем текстологическом слое (окончаРазночте-ния слов, употребление союзов, частиц и др.). Проще говоря, зачастую мы сталкивались с ситуацией, когда информанты, которые усвоили текст вне обряда, старались рассказать заученный текст, не допуская импро-визации. Фиксируется слой так называемых стереотипных строк, повто-ряющихся из записи в запись, зачастую совпадающих и текстуально, и позиционно. Стремление к стереотипии наблюдается в контекстных и комментирующих высказываниях, которые содержат информацию о „движении” ритуала, объяснение необходимости произнесения того или иного текста и пр. Совпадения регистрируются в области невер-бальных средств выразительности: в эмоциональной (смех) и интона-ционной (паузы, повышение и понижение интонации) сферах18. Выделяется перечень текстообразующих опорных слов и сочета-ний — текстовых стабилизаторов19. Появление такого стабилизатора („ехали-попоехали”, „подворотенка пола”, „куний след”, „волок”, „рос-стань” и др.) провоцирует исполнителя „развернуть” известные ему тексты. Вероятно, можно говорить о существовании разных „списков” таких стабилизаторов, например, одной локальной традиции, жанра, ________________ песенно-игрового фольклора, например: в приговоре у жениха „Шапка у него собо-линая, // Кафтан у него шелковый, // Сапоги у него сафьяновые…” (Зап. Ю.А. Краше-нинникова 25.05.2004 г. от Лобановой А.И., 1923 г. р., с. Лойма Прилузского р-на Республики Коми [Фольклорный архив Института языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН (далее: ИЯЛИ): АФ 1542–26]), в свадебной величальной песне жениху „…Шапка на нем преклони голова, // Шуба на нем сорока соболей, // Сапожки на нем сафьяновые...” (Зап. Ю.А. Крашенинникова 29.06.1996 г. от Губкиной З.А., 1914 г. р., д. Залесье Вилегодского р-на Архангельской обл. [ИЯЛИ: АФ 1701-65); невеста в приговоре „…и ткаха, и пряха, / И шелковица, и полушелковица, // И вина вам красного нальет, // И рюмочку поднесет, // И песенку споет…” (Зап. Ю.А. Крашенин-никова 25.05.2004 г. от Лобановой А.И., 1923 г. р., с. Лойма Прилузского р-на РК [ИЯЛИ: АФ 1542–29]), в корильной песне [невеста] „Будет ткаха и пряха, // И шелко-вица, и полушелкошелко-вица, // Посадит пышки, // Вынет коврижки…” (Зап. Ю.А. Крашенин-никова 24.05.2004 г. от Лобановой А.И., 1923 г. р., с. Лойма Прилузского р-на РК [ИЯЛИ: АФ 1537–64]) и др. 18 Мы не можем говорить о стереотипии в области жестикуляции: на имею-щихся в нашем распоряжении аудиозаписях подобные наблюдения сделать невоз-можно. Существование исполнительской стереотипии в области жестов и мимики при многократных исполнениях одного и того же текста на материале украинской фольклорной прозы отмечает А.Ю. Брицына (А.Ю. Б р и ц ы н а, Фиксации по-вторных исполнений…, указ. соч., с. 46). 19 О разных группах стабилизаторов (К.В. Ч и с т о в, указ. соч., с. 133–134).
конкретного исполнителя. В качестве примера приведем фрагмент интервью 1990 года с В.Т. Поморцевым, в 1970-е годы принимавшим участие в свадьбах в качестве дружки, и его женой, Г.Г. Поморцевой, которая подсказывает В.Т. Поморцеву забытые им фрагменты: Поморцев В.Т.: …Мы, резвые дружки, Идем от молодого князя К молодой княгине, Подарки несем красной ватой-фатой, Белыми-белыми белое И красно не мутное зеркальцо. Забыл… Поморцева Г.Г.: На печь-то ребят этих, стариков-то как-то… Как-то, он ведь много знал… Сватьюшка, невестина матушка, Нет ли у вас старух старых, Собак ярых, стариков-еретиков, Петухов-клевунов, Куриц-колдуний и старух-пердуний? Убирайте старух старых нá печь, Собак ярых — на цепь, А стариков-еретиков — в подполье, Маленьких ребят — жопами на колье. Забыл… […] Поморцева Г.Г.: Как-то вот эти еще есть. Как же. Вот уж не могли списать и не могли записать, дружку этого. Если вы наших будете обижать, мы не будем ваших, говорит, выпускать… Ну-ка, подумай. Поморцев В.Т.: Сват да сватьюшка, Невестина матушка, Выпрягите наших коней, Надавайте нашим коням Сена, овса, пшеницы до грудицы. Сват да сватьюшка, Невестина матушка, Каково у нас будет, Как будет у вас нашим, Таково и у нас вашим (Зап. Ю.А. Крашенинникова 20.07.1990 г. от Помор-цева В.Т., 1910 г. р., Поморцевой Г.Г., 1922 г. р., д. Акуловская Вилегодского р-на Архангельской обл. [Фольклорный архив Сыктывкарского гос. универ-ситета (далее СыктГУ): 0486–46])20. ________________ 20 Существенную роль опорных слов в построении вербального текста на ма-териале текстов несказочной прозы отмечает А.Ю. Брицына, указывая, что
крат-В корпусе текстов последних лет встречаются записи, в содержа-тельном плане напоминающие скорее „конспект” речи дружки, кажд-ая реплика которого содержит значимые опорные слова и сочетания, позволяющие развернуть ее до отдельного текста. Последовательность строк в записи соответствует порядку следования приговоров в обряде. Приведем пример такой записи (текст дан курсивом) и возможные варианты „расширения” (в квадратных скобках), характерные для ви-легодской локальной традиции: Ехали-попоехали По чистым лугам, По зеленым полям. Восподи Иисусе Христе, сыне боже нас и помилуй нас. Выехали в чистоё полё, → [сочетание „чистое поле” „сигнализирует” о воз-можной реализации мифологического сюжета „встреча свадебного поезда с чудесным помощником”]. Видим: стоит терем. → [далее следует двустрочное типизированное описа-ние дома невесты „дом как город, изба как терем” или вопрос „тот ли дом, тот ли терем, где молодая кнегиня живет?”, предполагающий ответ пред-ставителя невесты]. Восподи Иисусе Христе, сыне боже нас и помилуй нас. В этом высоком тереме живет кнезиня. → [вопрос к представителю невесты о том, здорова ли она, и портретная характеристика жениха]. Восподи Иисусе Христе, сыне боже нас и помилуй нас. Молодая кнезиня, возьми от молодого князя подарки. → [процесс одаривания сопровождается текстами с мотивами „дружка просит предоставить дорож-ку к невесте”, „ищет невесту в доме”, „преподносит подарки”, „требует от-дарочки”, также уничижительная характеристика дружки]. Восподи Иисусе Христе, сыне боже нас и помилуй нас (Зап. А.Н. Власов в 1987 г. от Суворовой М.А., 1905 г. р., д. Залесье Вилегодского р-на Архангельской обл. [СыктГУ: 0433–15]). Характер и функции отличительных строк в повторных записях одного информанта различны. Некоторые из них выполняют функ-цию „связывания”21, благодаря чему повествование конкретизируется, ________________ кий, сжатый вариант текста состоит из опорных слов, они подчеркиваются с помо-щью интонации, громкости, логического ударения (А.Ю. Б р и ц ы н а, „Интенсив-ный опрос традиции”..., указ. соч., с. 97–98). 21 По мнению А. Синявского, эта функция характерна для поэтического строя волшебной сказки. В сказке каждая фраза заимствует из предыдущей какое-либо слово и воспроизводит его в новом повороте. На чем кончается один речевой период, то подхватывается в сле-дующем речевом периоде… (А. С и н я в с к и й, Иван-дурак. Oчерк русской народной веры, Москва 2001, с. 100–101).
детализируется, приобретает бóльшую связность. В ряде случаев свя-зующая строка отличается от поэтического текста своим ритмическим рисунком, в содержательном плане представляя собой квинтэссенцию пропущенного фрагмента, однако такие строки напоминают скорее комментарий к тексту, а не „замену” забытого фрагмента. Часть отли-чительных строк — этикетного характера, появление их в записи под-чинено порядку ритуальных действий и связано с разночтениями поэтического текста и текста ритуала (информант помнит последова-тельность этапов обряда, но забыл некоторые из соответствующих им приговоров, и заменяет их лапидарным пересказом). Еще одна функ-ция отличительных строк состоит в том, что они несут в себе дополни-тельную экспрессивную нагрузку для усиления или большей конкре-тизации имеющегося описания; появление их в большинстве случаев связано с личной манерой исполнителя и показывает степень его ком-петенции. Принадлежность жанра мужскому чину свадьбы также влияет на содержание текстов. „Женские” и „мужские” записи различаются на-личием/отсутствием инвектив и сниженной лексики, степенью ком-позиционного варьирования и жанровой диффузии. Мужчины при декламировании приговоров придерживаются схемы обряда и соот-носят с ней известные им тексты, учитывают порядок следования ри-туальных актов. Этим можно объяснить бóльшую логичность „муж-ских” записей. Женщины, напротив, свою главную задачу видят в том, чтобы произнести тексты, которые помнят. Показательна в этом отно-шении реплика одной из вилегодских информантов, учившей тексты в необрядовой ситуации, не наблюдавшей их в реальном исполнении и в одном из интервью прокомментировавшей „нестандартную” по-следовательность приговоров: „Это [о фрагменте текста — Ю. К.] сна-чала бы надо, там розоставите сами…” (Зап. Ю.А. Крашенинникова 5.07.1996 г. от Тропниковой Н.П., 1932 г. р., д. Закурье Вилегодского р-на Архангельской обл. [ИЯЛИ: АФ 1705–10]), апеллируя тем самым к компетенции собирателя, ранее слышавшего текст от нее же. У мужчин-исполнителей наблюдается стремление к употребле-нию „сексуальных лексем с прямым называнием”22, обценной лексики. Напротив, женщины стараются не озвучивать тексты с сексуальной тематикой, однако если это происходит, то такого рода лексика из тек-ста по возможности исключается23. ________________ 22 В.В. В а р г а н о в а, Сексуальное в свадебном обряде, [в:] Русский эротический фольклор. Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки, Москва 1995, с. 154. 23 Cp. напр., варианты „байки про табачок” из репертуара вилегодского дружки П.М. Тропникова в „женском” (зап. 1996 г. от Н.П. Тропниковой, 1932 г. р.) и
„муж-Как мы уже говорили выше, специфика функционирования жан-ра состоит в том, что в обряде „повествование в приговоре сопряжено с обыгрыванием действием”24. В необрядовой ситуации на просьбу собирателя показать, как дружка произносил приговоры по ходу дви-жения обряда (т. е. совместить действия и исполнение), исполнители зачастую отвечали отказом. Мысль П.Г. Богатырева о том, что содержание текстов зависит от условий исполнения25, в числе которых обрядовая или необрядовая ситуация, очевидна на материале приговоров-диалогов, которые про-износились у закрытых дверей дома невесты. В ритуале этот акт пред-ставлял наиболее „открытое” действо с точки зрения применения „неподготовленной импровизации”26, поскольку требовал активного участия представителей обеих сторон27. Записи XIX — нач. XX в. пока-________________ ском” (зап. 2006 г. от А.М. Тропникова, 1937 г. р.) исполнении: „[Богач] удивляется, где бедняк денег отживается? Не мою ли он дочку… [пауза. Понизив голос, объясняет причину]. Тут матюг [пауза. Продолжает] Не она ли ему на табак денёг дает? Табак хинь, табак корень, табак никуда не годен” (Зап. Ю.А. Крашенинникова 5.07.1996 г. от Тропниковой Н.П., 1932 г. р., д. Закурье Вилегодского р-на Архангельской обл. [ИЯЛИ: АФ 1705-6]); „[Простачок] садився на скачок, закуривал табачок, Богу травку Христов корешок. Бога вспоминал, Христа величал, богату богатину проклинал. Богату богатину с чаем и медом, и мать ее е..м. Богатый удивляется, откуда бедняк деньгами отживается. Не мою ли он дочку е..т, не она ли ему на табак денёг дает? Табак хин, табак корень, табак ни в п…у не годен. Слушайте, послушáйте, молодых баб на улицы не отпушшáйте. Вы будете отпушать, мы будем подчишать” (Зап. Ю.А. Крашенинни-кова 14.08.2006 г. от ТропниКрашенинни-кова А.М., 1937 г. р., д. Фоминская Вилегодского р-на Архангельской обл.). Любопытный комментарий, характеризующий манеру ис-полнения женщинами приговоров с обсценной лексикой, мы обнаружили в поле-вых дневниках сотрудников Российского этнографического музея: фрагмент текста („Есть ли у вас курочки кладливые, есть ли у вас девочки гребливые…”) сопро-вождался следующей репликой собирателя: „Далее информатор молитвы (приговор — Ю. К.) не помнит, но говорит, что она перемежается «матерными словами» и весь ее смысл неприличный. Слово «гребливые» она даже не смогла выговорить вслух, а написала на бумаге” (Архив Российского этнографического музея. Ф. 10. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 57 об.).О предпочтениях в использовании мужчинами и женщинами инвектив „разной крепости” см.: В.И. Ж е л ь в и с, Инвектива: мужское и женское предпочтения, [в:] Этнические стереотипы мужского и женского поведения, Санкт-Пе-тербург 1991, с. 266–283. 24 А.В. Т о р о п о в а, К вопросу о жанровой классификации свадебного фольклора, [в:] Фольклор и этнография. Обряды и обрядовый фольклор, Ленинград 1974, с. 157. 25 П.Г. Б о г а т ы р е в, Традиция и импровизация в народном творчестве, [в:] его же, Вопросы теории народного искусства, Москва 1971, с. 397. 26 Там же, с. 399. 27 Несмотря на то, что многие собиратели отмечают факт существования „списков” с готовыми вопросами и ответами, которые обязательно должны были
зывают, что эти диалоги характеризуются включением в них текстов или сюжетов самых разных жанров, отсылающих к различным об-ластям традиционной культуры и повседневной жизни (отсылки к ду-ховному стиху Голубиная книга, волшебной сказке, заговорам, к истори-ческим, культурным фактам местной истории, позволяющим прове-рить „включенность” прибывших в повседневную жизнь коллектива и пр.)28. Вилегодские материалы последней трети XX в., напротив, де-монстрируют стремление подобных диалогов к жесткой форме, отсут-ствие импровизации. В этом контексте вряд ли есть смысл говорить, что жанр в необря-довой ситуации сохраняет такую специфическую черту, как „нарочи-тая установка на импровизацию”29. Современные записи приговоров, сделанные вне обряда, не обнаруживают „достаточную свободу вопло-щения при каждом новом исполнении”30, демонстрируют малую сте-пень импровизации при произнесении и почти полное отсутствие процесса „усовершенствования традиционного текста”31. Об этом про-цессе и возможных его последствиях достаточно четко высказывался П.Г. Богатырев: При каждом исполнении традиционной, известной слушателям сказки, песни, пьесы и т. п. исполнителю необходимо вносить импровизацию, что-бы известная коллективу песня или сказка зазвучала по-новому. Ведь если бы во все виды народного искусства не вносилось импровизации, традиция ________________ быть озвучены представителями стороны жениха и невесты. Исследователи свадь-бы коми отмечали непредсказуемость вопросов словесного поединка дружки и представителя невесты: „бойкий” человек со стороны невесты, знающий „и мо-литвы и новое право — чтобы не могли поставить в тупик”, кроме традиционных вопросов, связанных с называнием имени, уточнением веры и цели визита поез-жан, задает дружке вопросы, позволяющие проверить его наблюдательность и „включенность” в повседневную жизнь деревенского социума, знание незначи-тельных фактов из „жизни” конкретного населенного пункта: „какая власть те-перь, кто за старшего, т. е. кто правит. («Некоторые даже спрашивают, сколько окон в магазине хлебопродуктов»)” (Ф.В. П л е с о в с к и й, Свадьба народа коми, Сыктывкар 1968, с. 60). 28 Ю.А. К р а ш е н и н н и к о в а, Свадебный диалог [у закрытых дверей]: логика построения текста (на примере нижневычегодских записей), [в:] Рябининские чтения — 2003. Материалы международной научной конференции, Петрозаводск 2003, с. 54–57; В.А. Л а п и н, Русский дружка — naitaa на вепсской свадьбе (к проблеме фольклорного двуязычия), [в:] История, современное состояние, перспективы развития языков и куль-тур угорских народов. Материалы III Всероссийской научной конференции финно--угроведов, Сыктывкар 2005, с. 270. 29 К.В. Ч и с т о в, указ. соч., с. 132. 30 А Ю. Б р и ц ы н а, „Интенсивный опрос традиции”..., указ. соч., с. 95. 31 З.И. В л а с о в а, Скоморохи и фольклор, Санкт-Петербург 2001, с. 458.
стала бы штампом. Произведение механизировалось бы, потеряло бы одну из своих основных функций — воздействие на слушателей — и постепенно должно было бы исчезнуть из фольклорного репертуара32. Укажем и на некоторые различия в манере произнесения текстов. Оставляя без внимания индивидуальные и личностные особенности, отметим, что информанты, принимавшие участие в ритуале в качестве дружек или наблюдавшие исполнение приговоров в обряде, произ-носят тексты более эмоционально, что, на наш взгляд, обусловлено знанием или знакомством с традиционной техникой и желанием более точно передать „реальное” звучание приговоров. Декламирование этих исполнителей ритмически и интонационно выдержано: регуляр-ны интонационрегуляр-ные повышения в начале строфы (как правило, инто-национный подъем приходится на строку с молитвенным обращени-ем, которое является инципитной формулой) и понижения интонации к концу фразы, подкрепляемые конечной паузой; темп произнесения отличается от обыденной речи информанта (более быстрый). Коли-чество комментариев минимально, они, как правило, лаконичны. На-против, информанты, усвоившие или слышавшие приговоры в не-обрядовой ситуации, воспроизводят известный им материал менее эмоционально, интонационное варьирование минимально, темп про-изнесения приближен к обыденной речи, запись дисперсна, переме-жается комментариями, некоторые из которых представляют собой пе-ресказ поэтических текстов. Таким образом, предпринятый экспериментальный анализ повтор-ных записей приговоров свадебповтор-ных дружек разповтор-ных лет позволяет уточ-нить некоторые устоявшиеся положения, касающиеся специфических показателей жанра, особенностей исполнения приговоров в обряде и вне его, говорить о разработанной в народной традиции методике воспро-изведения подобных текстов, и видится весьма плодотворным при изу-чении „поведения” обрядовых жанров в необрядовой ситуации. Библиография А л е к с е е в с к и й М.Д., Проблемы фиксации похоронно-поминальной плачевой тра-диции (К.В. Чистов и вопрос об аутентичности записей причитаний), [в:] Фольклор и этнография. К девяностолетию со дня рождения К.В. Чистова. Cборник научных статей, Санкт-Петербург 2011, с. 243–250. Б а й б у р и н А.К., Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов, Санкт-Петербург 1993. ________________ 32 П.Г. Б о г а т ы р е в, Традиция и импровизация в народном творчестве, [в:] VII Меж-дународный конгресс антропологических и этнографических наук, Москва 1964, с. 7; цит. по: З.И. В л а с о в а, указ. соч., с. 458.
Б о г а т ы р е в П.Г., Роль ситуации при исполнении фольклорных произведений, [в:] его же, Функционально-структуральное изучение фольклора (Малоизвестные и неопубли-кованные работы), Москва 2006, с. 218–228. Б о г а т ы р е в П.Г., Традиция и импровизация в народном творчестве, [в:] VII Между-народный конгресс антропологических и этнографических наук, Москва 1964,с. 7. Б о г а т ы р е в П.Г., Традиция и импровизация в народном творчестве, [в:] его же, Вопросы теории народного искусства, Москва 1971, с. 397. Б р и ц ы н а А.Ю., „Интенсивный опрос традиции” и некоторые аспекты текстологии прозаических нарративов, [в:] Этнопоэтика и традиция. К 70-летию чл.-корр. РАН В.М. Гацака, Москва 2004, с. 93–104; Б р и ц ы н а А.Ю., Фиксации повторных исполнений и некоторые аспекты теории традиции, [в:] Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сборник докладов, т. II, Москва 2006, с. 42–52.
Б р i ц и н а O.Ю., Украïнська усна традицiйна проза: питання текстологiï та виконав-ства, Киïв 2006. В а р г а н о в а В.В., Сексуальное в свадебном обряде, [в:] Русский эротический фольклор. Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частуш-ки, Москва 1995, с. 154. В л а с о в а З.И., Скоморохи и фольклор, Санкт-Петербург 2001. Г а ц а к В.М., Устная эпическая традиция во времени, Москва 1989. Ж е л ь в и с В.И., Инвектива: мужское и женское предпочтения, [в:] Этнические стерео-типы мужского и женского поведения, Санкт-Петербург 1991, с. 266–283. З е л е н и н Д.К., Свадебные приговоры Вятской губернии, Вятка 1904. К р а ш е н и н н и к о в а Ю.А., „Адская газета” в русских свадебных приговорах, [в:] Rosja w dialogu kultur, red. B. Żejmo, t. 2, Wydaw. Naukowe Uniwersytetu M. Ko-pernika, Toruń 2015, с. 469-480..
К р а ш е н и н н и к о в а Ю.А., Дружка в севернорусской свадьбе: о некоторых условиях выбора и атрибутах, „Нaрoдна творчiсть та етнографiя” 2007, № 2, с. 30–37. К р а ш е н и н н и к о в а Ю.А., Литературные и лубочные произведения в текстах русского свадебного обряда, [в:] Устное и книжное в славянской и еврейской культур-ной традиции, Москва 2013, с. 247–260. К р а ш е н и н н и к о в а Ю.А., Межжанровые связи в мифопоэтическом содержании фольклорных текстов (свадебные приговоры — заговоры), „Традиционная культура: научный альманах” 2009, № 1, с. 29–39. К р а ш е н и н н и к о в а Ю.А., О случаях и механизмах жанрового взаимодействия в текстах свадебного обряда (на материале приговоров девушек „на свадебное дерев-це”), „Традиционная культура: научный альманах” 2015, № 3, с. 149–163. К р а ш е н и н н и к о в а Ю.А., Свадебный диалог [у закрытых дверей]: логика построе-ния текста (на примере нижневычегодских записей), [в:] Рябининские чтепострое-ния — 2003. Материалы международной научной конференции, Петрозаводск 2003, с. 54–57. К р а ш е н и н н и к о в а Ю.А., Свадебные приговоры в свете народной терминологии, „Традиционная культура: научный альманах” 2011, № 3, с. 70–80. К р а ш е н и н н и к о в а Ю.А., Свадебные приговоры среди фольклорных и литератур-ных жанров (к вопросу о межжанровом взаимодействии), [в:] От Конгресса к
Конгрес-су. Материалы Второго Всероссийского конгресса фольклористов, т. 1, Москва 2010, с. 195–208. К р а ш е н и н н и к о в а Ю.А., Устные рассказы о заблудившихся в лесу в свете ра-боты П.Г. Богатырева „Роль ситуации при исполнении фольклорных произведений” (на материалах нач. XXI в.), [в:] Функционально-структуральный метод П.Г. Бога-тырева в современных исследованиях фольклора. Cборник статей и материалов, Мос-ква 2015, с. 199–210. Л а п и н В.А., Русский дружка — naitaa на вепсской свадьбе (к проблеме фольклорного двуязычия), [в:] История, современное состояние, перспективы развития языков и культур финно-угорских народов. Материалы III Всероссийской научной конферен-ции финно-угроведов, Сыктывкар 2005, с. 270. Л е в и н т о н Г.А., Замечания о жанровом пространстве русского фольклора, [в:] Судьбы традиционной культуры. Cборник статей и материалов памяти Ларисы Иевлевой, Санкт-Петербург 1998, с. 65–66. Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сборник докладов, т. II, Москва 2006. П л е с о в с к и й Ф.В., Свадьба народа коми, Сыктывкар 1968. П л ю х а н о в а М.Б., Проблема пародийности рифмы, [в:] Тыняновский сборник: вто-рые Тыняновские чтения, Рига 1986, с. 251–252.
Rosja w dialogu kultur, red. B. Żejmo, t. 2, Wydaw. Naukowe Uniwersytetu M. Kopernika, Toruń 2015. С и н я в с к и й А., Иван-дурак. Oчерк русской народной веры, Москва 2001. Судьбы традиционной культуры. Cборник статей и материалов памяти Ларисы Иевле-вой, Санкт-Петербург 1998. Т о р о п о в а А.В., К вопросу о жанровой классификации свадебного фольклора, [в:] Фольк-лор и этнография. Обряды и обрядовый фолькФольк-лор, Ленинград 1974, с. 157. Ч и с т о в К.В., Вариативность как проблема теории фольклора, [в:] его же, Народные традиции и фольклор. Очерки теории, Ленинград 1986, с. 132. Сокращения Фольклорный архив Института языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН — ИЯЛИ Фольклорный архив Сыктывкарского гос. университета — СыктГУ
