ISSN 2083-5485
© Copyright by Institute of Modern Languages of the Pomeranian University in Słupsk
Марко Карачьолло, Эмпиричность нарратива. Энактивистский подход, Берлин- Бостон 2014 [Marco Caracciolo, The Experientiality of Narrative.
An Enactivist Approach] В стратегическом плане книга Марко Карачьолло Эмпиричность нарратива. Энактивистский подход, вышедшая в знаменитой серии «Нарратология. Вклады в нарративную теорию» под № 43, демонстрирует, прежде всего, сдвиг парадиг-мы, произошедший в новейшей когнитивной науке. Речь идет о втором поколе-нии когнитивного литературоведения, когда произошел скачок от гипотезы о компьютерной модели мышления к экнативизму. Экнативизм – следущая пара-дигма когнитивистики, в которой познание мыслится не как отражение реально-сти в сознании (версия репрезентации), а как процесс формирования и мира, и картины мира в результате взаимодействия между мозгом, телом и средой. Ключевым для энактивизма становится фокус на жизненном опыте, структу-рирующем наррацию, и, симметрично, нарративе, структуструкту-рирующем жизненный опыт. По концепции Коена, рассматривающего подобные идеи в статье о когни-тивных подходах к литературе, на самом деле «<...> дорога между двумя культу-рами – наукой и литературой – может идти в обе стороны» [Cohen 2010: 37]. Во Введении монографии Марко Карачьолло дается краткий обзор эволю-ции когнитивной науки, ее лакун и перспектив. Как пишет ученый- -когнитивист, исторически имеется близкая связь между появлением когнити-вистики в 50-е и расцветом кибернетики в той же декаде ХХ века. Эта кор-реляция подготовила основу для главного притязания когнитивистов первого поколения, а именно мнения, что мышление/мозг является компьютерным устройством. Согласно этой версии модели мышления, познавательный про-цесс – это манипуляция абстрактными символами (или мыслительными обра-зами), которые имеют дескриптивное значение, языкоподобную форму. В действительности же, начиная с работы одного из ревностных последова-телей компьютерной модели мышления Джерри Фодора Язык мыслей (1975), уже было оспорено то, что естественные языки cкреплены с языком мыслей, или «ментализом», который обеспечивает основу для когниции. Репрезента-тивная теория мозга, глубоко укорененная в компьютерном подходе к когниции (восприятии), почти заменяя ее, использовала термин «ментальная репрезен-nr 7 ss. 337-342 2017
тация», который ассоциировался с информацией, обрабатывающей видение психики/мозга, согласно которой представления абстрактны, символичны, но слабо выражены на личностном уровне, «не имеют места в нашем сознании». Человеческое мышление фундаметально отличается от компьютерного – это новое утверждение и является основной гипотезы второй генерации когни-тивистов. Они ищут «средний путь» между двумя полюсами субъективизма и объективизма, предлагая увидеть его в простом взаимодействии организма и окружающей среды. Не в пример компьютерам, биоорганизмы не определе-ны «внешними механизмами контроля (гетерономии)», такими как инструкции и программные языки, а имеют свои «внутренние механизмы самоорганизации (автономии)». Через взаимодействие (которое автор монографии определяет термином «структурная сцепка») между организмом и его окружением форми-руется в том числе и сама среда. Биоорганизм образуется (и онтогенетически, и филогенетически) историей его структурной сцепки с окружающей средой, что и содействует их со средой взаимоформированию. По словам Стивена Тор-ренса, восприятие «фундаментально представляется как возникновение смыс-ла, появившегося из сенсомоторного сцепления между организмом и окружа-ющей средой» [Torrrance 2005: 358]. Интерес к изучению нарратива во взаимодействии с окружением ощутимо возрос во втором поколении когнитивной науки. Появилась возрастающая тен-денция к признанию, что когниция воплощаема и всегда имеет место только без отрыва от тела субьекта и от контекста, в котором оно находится. В своем всеобъемлющем обзоре когнитивно-научной литературы по воплощению кон-цепта в реальности, превращению его в опыт, Реймонд Гиббс пишет: «Вопло-щение может обеспечивать лишь фундамент всех мыслей и языка, но оно явля-ется существенной частью перцептивных и когнитивных процессов, благодаря которым мы осмысливаем наш опыт в мире» [Gibbs 2005: 3]. В частности, энактивисты сосредоточили внимание на базовой когнитивной деятельности, такой как ощущение (перцепция) и движение, что напрямую связано с телом. Хотя уже и ментальные функции более высокого порядка, та-кие как как концептуализация и язык, теперь также ассоциируются с воплоще-нием в опыте. В этом контексте исследователи выявили, как проблемы воплощения ко-гниции в опыт по разному срабатывают в той или иной конкретной версии аб-страктного образа. В частности, исследования психолингвистики показали, что понимание конкретных образов активируются при перцепции через симуля-тивный механизм (см.: теорию L. Barsalou о перцептивных символах). Соглас-но работе Рольфа Цваанa «Пределы погружения субъекта как Соглас-носителя опыта», осмысление дескриптивного предложения опирается на симуляцию описанной сцены. Симуляции же зависят от «возможности» объектов, т.е. от различных путей физического с ними взаимодействия в мире [Kaschak, Glenberg 2000]. Другой пласт проблем, которую рассматривают когнитивные психологи, философы и филологи второго поколения, касается личной идентификации субъекта и того, как мы приходим к пониманию поведения других людей. Кон-цепция, популиризованная психологом Жеромом Брунером, о том, что
нарра-тивы инструментальны в формировании нашей личной идентификации, стано-вится здесь основополагающей. Например, ученый-когнитивист Ричард Мена-ри [Menary 2008] и феноменолог Дэн Захави [Zahavi 2007] проследили и путь воплощения Я через отсылку к его телесным корням. Каков же основной механизм, при помощи которого мы осмысливаем наме-рения в поведении других людей? Дискуссия по этому поводу традиционно ха-рактеризуется несогласием между ранними теоретиками когнитивизма и сто-ронниками теоретического моделирования: первые считают, что мы приходим к пониманию поступков других людей через умозаключение от полученной или врожденной информации, в соответствии с концепциями выдвинутыми этнической (фолк)психологией. В противовес им такие философы как Роберт М. Гордон и Алвин Голдман настаивают на том, что человек истолковывает по-ведение других людей «вставая на их место», т.е. путем ментальных симуля-ций, «прокручивая» в своем сознании их ментальное состояние. Некоторые версии теории моделирования (симуляции) базируются на доводах ученых нейрологов, в частности, на доказательствах связи ментальных симуляций с разрядом так называемых «зеркальных нейронов» [Galleze 2005]. Теория симуляций в целом близка к энактивизму, хотя полностью с ней и не стыкуется. В книге Феноменологическое мышление Галлахер и Захави приво-дят довод, что изначально, когда касается телесной интерсубъективности (обобщенного опыта представления предметов), не существует «проблем дру-гого мнения», так как феноменологи давно акцентировали внимание на том, что мы имеем прямой доступ к «телесной намеренности» других людей. Наше взаимодействие с другими людьми на этом уровне не вовлекает ни процесс умозаключения, ни симуляцию, а всего лишь форму телесной настроенности – «элементарное умопомышление», как называет это Д. Хутто [Hutto 2011]. О более высоком порядке вторичной интерсубъективности написана и книга Гипотезы практики нарратива Хутто [Hutto 2007], где развивается концепция Бруно о нарративе как основе Я: дети знакомятся с «этнической психологией», слушая постоянно нарративы, рассказанные взрослыми; это ведет к заключе-нию, что истории играют важную роль в понимании поведения других людей. «<...> когда чье-то действие озадачивает, нарратив может облегчить понимание <...>, когда это не сразу очевидно» [Hutto 2007: 194] Именно Хутто становится культовой фигурой экнативизма и одним из «основных игроков» книги Марко Карачьолло и его концепции, поскольку он так много написал о сцепке созна-ния и опыта. Работа Галлахера и Захави Феноменологическое мышление служит приме-ром «близких отношений» между вторым поколением когнитивной науки и философскими традициями, такими как феноменология и прагматизм, кото-рые долго игнорировались компьютерной теорией когнитивистики. Галлахер и Захави отмечают, что в ходе ХХ века «было очень мало коммуникации между аналитической философией мышления и феноменологией» [Gallagher, Zahari 2008: 2]. Сейчас ситуация изменилась, поскольку второе поколение когнитив-ной науки уделяет особое внимание опыту/сознанию/воплощению, которые всегда были ядром феноменологических исследований.
Основная часть работы Марко Карачьолло Эмпиричность нарратива. Энактивистский подход делится на три части. В первой части Заметки к тео-рии эмпиризма сделан теоретический обзор и сформирован концептуальный фонд книги. Принято считать, что истории являются репрезентативными арте-фактами, т.е. что они дают семиотический намек для представления набора эк-зистентов (героев, объектов и места действия), организованных во временной последовательности событий и действий. Однако отношения между историями как репрезентативными артефактами и опытом реципиента сложнее, чем обычно предполагается, считает автор. Марко Карачьолло рассматривает экс-прессивные приемы, через которые нарратив может производить эмпириче-ский отклик реципиентов, утверждая, что истории могут представлять опыт героев только через те события и действия, эмпирические измерения которых замещаются читательскими. Во второй главе От эмпирических отпечатков к вымышленным сознаниям автор предлагает собственную модель эмпиричности нарратива, доказывая, что опыт, созданный при вовлечении в истории («сюжетный опыт», как он это назы-вает) существует на пересечении двух натяжений: напряжения между эмпириче-ским опытом читателя и дизайном текста; напряжением между осознанием-атрибуцией и осознанием-принятием. Его основной довод заключается в том, что реципиенты откликаются на истории, основываясь на своем эмпирическом опыте, и разнообразие их опыта отражается в разнообразии их отклика на исто-рии. Причем экспрессивный процесс вовлечения в истории может влиять на ин-терпретацию этого опыта. Пытаясь схематизировать этот процесс, Карачьолло указывает, что опыт реципиента разделяется на три большие категории – телес-ный, перцептивный и эмоциональтелес-ный, и все они информируются когнитивными функциями более высокого порядка – пропозициональным воображением, памя-тью и языком, а также социокультурной практикой. В третьей главе Воплощение, вовлечение и их эффект Карачьолло акцентиру-ет внимание на напряжении между эмпирическим опытом субъекта и текстовым дизайном, доказывая, что оно отражает структуру любого опыта. Это обеспечи-вает базу для того, что он назыобеспечи-вает «структурным сходством» между каждоднев-ным опытом (тем, что люди получают из своего взаимодействия с реалькаждоднев-ным ми-ром) и сюжетным опытом. Свою гипотезу Карачьолло иллюстрирует в процессе анализа Игры в Классики Х. Кортасара, демонстрирующим, что опыт существует только во взаимодействии между субъектом и объектом. Другой урок, который, по мысли ученого-когнитивиста, читатели могут извлечь из новеллы Кортасара, состоит в том, что при вовлеченности в игровой, творческий опыт они могут расширить свой эмпирический багаж, достигая того, что Марк Джонсон назвал «вертикальным превосходством (трансцендентностью)». Далее автор расширяет теорию энактивистов о перцепции, отвечающей за телесно-воплощенное воображение, при помощи психолингвистики Рольфа А. Цваана и его коллег. Его основная аргументация заключается в том, что воспринимаемый мир схематичен и воспринимается с пробелами, поскольку ментальный образ генерируется во время чтения нарративного текста и гово-рит о структурном сходстве между реальным опытом (перцепцией) и
сюжет-ным опытом (изображением). Карачьолло иллюстрирует, как это сходство про-игрывается в связи с реконструкцией читательской территории нарратива, до-казывая, что реципиенту не требуется непрерывно производить живописный мыслительный образ для «проживания в мире истории». В конце автор делает несколько замечаний о том, как текст может выражать феноменальное качество (первичные ощущения) телесно-перцептивного опыта через применение мета-форического языка. Изучает Карачьолло и процесс вовлечения читателя в опыт вымышленных героев. Обычно это реализация схемы «осознание-приписывание (атрибуция)». В особенных обстоятельствах, тем не менее, читатели могут становится ближе к героям, приписывая им аспекты или части собственного жизненного опыта. Наложение между осознанием-приписыванием и собственным опытом читате-лей происходит в формировании точки зрения, которую автор определяет как «осознание-принятие». Карачьолло рассматривает приемы, при помощи кото-рых авторы могут вызывать осознание-принятие, располагая эти приемы во временном континууме от уровня слова до уровня текста в целом. Истории, делает вывод автор монографии, играют роль конструирующих нашу личную идентичность во вторичной интерсубъективности, то есть в нашей публичной вовлеченности в общение/понимание с другими людьми. В этом процессе самонарративы героев могут сослужить особую роль для укрепления эмпатического отношения реципиентов с их социальным окруже-нием. Телесноперцептивный уровень эмпирического прошлого реципиентов непосредственно связан с социо-культурными мнениями и ценностями людей. Истории могут создавать и оценочный отклик реципиента через принятие чи-тателями телесно-перцептивного опыта героев. В частности, Карачьолло пола-гает, что некоторые тексты вызывают больше чем наслоение сюжетного опыта интерпретатора и опыта приписанного героям: они вызывают наложение «виртуального тела» читателей на вымышленное реальное тело героев – фено-мен, который он называет «беллетризацией» виртуального тела читателя. Конец монографии Карачьолло посвятил анализу Защиты Лужина В. Набокова. Этот роман делает особенно интересным непрерывное примене-ние стратегии писателя «осознания-принятия», приглашения читателей под-ключиться к осознанию, что главный герой разрушен и, в конечном счете, по-дорван своей зацикленностью на шахматах. Через фокусировку на отсутствии у главного героя рефлективного самоосознания, его «эмпирической слепоте», неспособности прочувствовать свой собственный жизненный опыт, текст Набокова позволяет проиллюстрировать и суммировать многие вопросы, под-нятые автором в его монографии о структуре эмпиричности. Таким образом, утверждает автор монографии, ментальное моделирование (симуляция) как когнитивная основа для осознания/принятия образует мостик между эмпатией и симпатией, потому что эмпатия, как механизм, положенный в основу осознания-принятия, всегда сопровождается осознанием-аттрибуцией. Поскольку эмпатия является ментальным моделированием, направленным на психические состояния других людей, и поскольку осознание-принятие строится на наших эмпатических навыках, ментальное моделирование
стано-вится одним из важнейших механизмов вовлечения в наше взаимодействие с нарративом. Ментальное моделирование – и дальнейшие эмпатические взаи-модействия – являются центральным механизмом, при помощи которого мы узнаем психическое состояние других. Ментальное моделирование может, например, быть важным для планирования стратегии понимания в целом. Это происходит потому, что истории могут устанавливать связи с телесными, пре-лингвистическими формами взаимодействия. Более того, как пишет Витторио Галезе, ученый-нейролог, ментальное мо-делирование воплощается «не только как нейронно реализованное, но и пото-му что оно использует предсуществующую модель тела в мозге, и поэтопото-му во-влекает не относящуюся к высказыванию форму самопрезентации» [Galleze 2005: 42]. Ментальное моделирование, таким образом, базируется в теле чита-теля в том смысле, что в осознании/принятии, когда читатели акцентируются на телесно-перцептивном опыте вымышленного героя, происходит наслоения между их телом и телом вымышленного героя. В Заключении своей монографии Марко Карачьолло намечает области когни-тивной нарратологии, оставшиеся неисследованными, и обозначает круг вопро-сов, которые еще предстоит решить с помощью его нового научного подхода. Людмила Сафронова Орал Арукенова Библиография
Gallagher S., Zahari D., 2008, The Phtnomenological Mind: An Introduction to
Philosophy of Mind and Cognitiv Science, Abingdon.
Galleze V., 2005, Embodied Simulation: From Neurons to Phenomenal Experience, “Phenomenology and the Cognitiv Sciences”, 1.
Gibbs R., 2005, Embodiment and Cognitiv Science, Cambridge.
Zahavi D., 2007, Self and Other: The Limits of Narrative Understanding, [in:] Narrative
and Understanding Person, ed. D.D. Hutto, Cambridge.
Kaschak M.P., Glenberg A.M., 2000, Constracting Meaning: The Role of Affordances
and Grammatical Constracting in sentens Comprehension, “Journal of Memory and
Language”, 43.
Menary R., 2008, Embodied Narrative, “Journal of Consciousness Studies”, 15 (6). Torrrance S., 2005, In Search of the Enactive, “Phenomenology and the Cognitiv
Sci-ences”, 4.
Hutto D.D., 2007, The Narrative Practice Hipothesis: Origin and Applicaitions of Folk
Psychology, [in:] Narrative and Understanding Person, ed. D.D. Hutto, Cambridge.
Hutto D.D., 2011, Understanding Fictional Mind without Theory of Mind, “Style”, 45 (2). Cohen P., 2010, Next Dog Thing in English: Knowing They That You Know, “New
York Times”, March 31, http://www.nytimes.com/2019/04/01/books/01lit.html# (19.03.2014).
