Чеслав Андрушко
Платонов и Бабель : новые Дон
Кихоты
Studia Rossica Posnaniensia 26, 39-44
STUDIA ROSSICA POSNANIENSIA, vol XXVI 1995, pp. 39-44. ISBN 83-232-0605-8. ISSN 0081-6884. Adain Mickiewicz University Press, Poznań
П Л А Т О Н О В И Б А Б Е Л Ь - Н О В Ы Е Д О Н К И Х О Т Ы
P L A T O N O V A N D B A BEL - N E W D O N Q U IX O T E S
Ч Е С Л А В А Н Д Р У Ш К О
Ab s t r a c t. The article con cerns the problem o f transform ing the im age o f Don Q uixote
in Isaak B a b e l’s C a v a lr y and Andrey P la to n o v ’s C h even g u r and the attem pts o f both w riters to translate quixotism as a historical phenom enon into id eo lo g ica l langu age o f their revolu tion ary epoch.
C z e s la w A n druszk o, U n iw ersytet im. Adama M ick iew icza, Instytut F ilo lo g ii R osyjsk iej, al. N ie p o d le g ło ś c i 4, 6 1 - 8 7 4 Poznań, Polska - Poland.
С о п о с т а в и т е л ь н ы й анализ творческих достиж ений А ндрея П л а т о н о в а и И с а а к а Бабеля - авто р ов столь разных по форме п р о и з ведений, как Чевенгур и Конармия - может казаться на первый взгляд и со м н и т е л ь н ы м , и малоперспективны м . Этим, вероятно, и следует о б ъ я с н и т ь т о т факт, что современное литературоведение, ссылаясь все чащ е на ор и ги н а л ьн о с ть, мастерство и язы ковое своеобрази е обоих писателей, позволяющее выражать самые „сокровенные” м ы с ли, вместе с тем не пытается выделить или определить об щ и й з н а м ен ател ь их прозы , явно создаваем ой в стороне о т главны х н а п р а в л е н и й советской л и тер ату ры как 20-х, так и 30-х годов. Ведь в сущ ности, за исключением этой об особлен н ости о т „ уп р авл яе м о й ” литературы , писатели отличались всем - и социальным п р о и с хож дением , и творческим тем перам ентом , и глубиной п р о н и к н о в е ния в р е а л ь н о с т ь , и, наконец, исходным содержанием своих м и р о воззренч еск их п озиций. Андрей П л ато н ов , см отрящ ий на а б су р д ную советскую ре а ль н о ст ь с перспективы ко н ц а 20-х годов, не пе р е с т а в а л связы ва ть свои надежды с „об н овлен н ы м ” н ародн ы м со знанием , способн ы м во сп о л н и ть нарастаю щ ее „распадение мысли и д е л а ” , о ко т о р о м уже писал п ростои н ародн ы й м ыслитель Н и к о л а й Ф е д о р о в и на к о т о р о г о ориентируется авто'рская идея р о мана Ч евенгур*. Для Исаака Бабеля, начавшего свой творческий путь с р е в о л ю ц и е й и п рош едш его ее „у скорен ны й” оп ы т в Конармии, по-1 См. М . Г е л л е р , О б А н д рее П лат он ове. В: А . П л атон ов , Ч евен гур , P a r is-по-1 по-1 , с. 17. В д ал ьн ей ш ем ц и тируется это и здан и е, страницы указы ваю тся в тек сте в с к о б ках.
40 Ч. А н д p y i i i к о нятие н а р о д а или н а р о д н о ст и , столь идеализируемое русской т р а д ицией, б ыло л и ш ен о ин тел л екту ал ьн ого содержания и п р е о б р а з о вы ва л о с ь в бесф орменную биологическую массу, к о т о р а я и щ е т и н а х о д и т свой предел в р азр у ш и тел ьн о м „п усгом ” п рос тр а н с тв е и с то р и и . И м ен н о творческое стремление понять истинны й процесс и с т о рии, скр ы ваю щ и й ся под поверхностью нового времени, ч тобы в ы я вить и связать его первую причину и последнюю цель, и является тем глуб и н н ы м ф ак то р о м , к о т о р ы й д етерм и н и рует р од с тво о б р а з ных систем Чевенгура и Конармии. Для этих лучших о б р а з ц о в т в о р ч еского м ыш ления писателей характер н о п оним ание р е во л ю ц и и не ка к восхож дения к возвы ш ен н ой цели, скажем, в духе Д венадцат и А л е к с а н д р а Б лока, а как движение к п остоян н о ускол ьзаю щ ем у пустому г о р и зо н т у необ ъятн ы х российских п ро стран ств и п адение в пустоту небытия. В этом плане восприятия хао ти ч н ого д ви ж ен и я и сто ри ч еск о го времени Б абель и П л а то н о в с в оеоб р азн о д о п о л н я ю т д р у г др у га, а тем „ о б щ и м ” местом, где их взгляды с о п р и к а с аю тс я , скрещ и ваю тся и сво б о д н о переходят из произведения в п р о и з в е д е ние, является о б р а з и идея сервантесовского Д он К и хота, п о д м е няю щ его „ п о в т о р н о ” фактическую реальн о сть бытия уже ничем не сд ерж и ваем ой , б еспредельной фантазией. Т и п ол оги ч ески е р азл и чи я между циклической повестью Б абел я и р о м ан о м -утоп и ей П латонова столь очевидны, что исключают в о з м о ж н о сть внешних совпадении или прям ого „ученичества” П л а т о нова у Бабеля. Чевенгур и Конармия входят в широкие интертекстуаль- ные связи через внутренний сервантесовский контекст восприятия и с тории, позволяющий прочесть их заново как кульминацию драмы р а с подобления и обратного уподобления реальности сознанию. В обоих случаях стирается проложенная Сервантесом творческая граница меж ду возвышенным идеалом и реальностью с ее „низменным и подлым ум о м ”2 и осуществляется - в отличие от Дон Кихота - характеристи ческое смещение смысловых семантических планов в сторону убытка, а не прироста бытия. В результате вся представляемая в них р е а л ь ность обретает резкий эстетический привкус призрачности. Такая о д нозначная реализация двухдельной сервантесовской метафоры жизни отражала несомненно драму уподобления-расподобления внутри т в о р ческого сознания обоих писателей, заставив их обратиться от р а з р у шительного опыта истории к идее о жесткой, предопределенной с трук туре мира. 2 М . С е р в а н т е с , Х ит роум н ы й идальго Д он К и хот Л ам анчски й, пер. с исп. Н . Л ю б и м о в а , т. I, М оск ва 1970, с. 454. В дальнейш ем ци ти руется это и зд а н и е, том и стр ан и ц ы указы ваю тся в тексте в скобк ах.
Платонов и Бабель - новые Дон Кихоты 41 О б р а щ е н и е к об р а зу Д о н К и хота, рож д ен н о го европейской т р а д и ц и е й и ф у н кц и о н и р ую щ его в ней как синоним и л л ю зор н ого са м ом нения человека, послужило и П л а то н о в у и Бабелю ф о рм ой в ы р а ж е н и я к р и з и с н о г о состояния как своего времени, так и своего о б о с о б л я ю щ е г о с я „ п о -д о н к и х о т с к и ” тв орческого сознания. Следуя ге н и а л ь н о м у п роизведению С ервантеса, оно влекло за собой также и неизвестную в пределах русской трад и ц и и трагическую правду о ренессансном „мифе о чел о веке” и ренессансной „идеи г а р м о н и и ” , о тк р ы в ш е й эсхатологическую перспективу безудержного с а м о у т в е р ждения л и чн о сти и новое м ифотворческое „вневременное зи я н и е ”3. С в о й с тв о о д е р ж и м о с ти новых исторических Дон К ихо тов наследует уже стол ь р а зи те л ь н ы й р азр ы в между системами общечеловеческих ценностей и норм ам и поведений, что самоутверждающие себя герои Чевенгура и Конармии не только изначально исключают себя из сис тем ы ценностей, но и из бытья вообще. А втор Конармии был первым в советской литературе писателем, к о т о р ы й Р ы ц ар я П е ч а ль н ого о б р аза, не признаю щ его ни каки х о б с то ятел ьств времени и п р ос тра н с тв а, и сп ользовал в качестве и схо д н ого с о с та в н о г о элемента созд аваем ой кар ти н ы времени. С вязь ис то ри ч ески х пове с тв ова н и и Конармии с Д о н К ихот ом имеет, од н ако, скр ы ты й , р е али зу ю щ и й ся на глубинном уровне смы словой и н те р акц и и х ар а кте р , и, вер оятн о, поэтому был с самого начала упущен и не отм ечался к р и т и к о й . Дело в том, что историческое п о в е с тв о вание К онарм ии, ч то б ы р а с к р ы ть свою творческую ц е л ен а п р а вл е н ность, нуждается в сложном приеме „п о в т о р ен н о й ” м етаф ори зац и и , в резу л ьта те к о т о р о г о трансф ор м и р уется и преобразуется не т о л ь ко ее с о д ер ж ан и е, но и скры тая в нем форма. Такую мыслительную с п о с о б н о с т ь п озн ан и я вновь п о зн аваем о го через уже п озн ан н о е в ы явл яе т б а бел евское словосочетание „здравомы слящ ее безум и е” , о т носящееся к од ер ж и м о м у идеен м и ровой революции герою рассказа Солнце И т а ли и4. В нем, как и в м и н и атю рн ой форме новеллы, „свернут” худож ествен н о-см ы словой р езу л ьтат м етаф оры бытия из Д о н К и хот а к а к „здравомы слия сумасшедшего или же сумасш ест вия, пер ех одящ его в зд р а в о м ы с л и е ” (т. 2, с. 127). С ервантесовская р а зв е р н у то с т ь ф о рм у л ы своего за г л ав н о г о героя п о ка зы в а ет ее к а р н а ва л ьн у ю в за и м о о б ар а ч и в а е м о с ть , п озволяет увидеть р а с п о д о б л е ние духа и пл о ти , высшей ф ормы жизни и ее низм енного с о д ер ж а ния п о д углом худож ественного двойничества. Как справедливо п о д ч е р к и в а ет соврем ен н ы й исследователь, при целостном взгляде на Д о н К ихот а - это „праздник встречи вооб раж ения и р еальности, 3 М . Б а х т и н , В опросы лит ерат уры и эст ет ики, М осква 1975, с. 240. 4 И. Б а б е л ь , И зб р а н н о е, М оск ва 1966, с. 47. В дальн ей ш ем ц и ти р уется это и зд а н и е, стр ани цы указы ваю тся в тек сте в ск обк ах.
42 Ч. А н д р у ш к о к а р н а в а л ь н о е действо, п разд н и к восполнения бытия, п реодоления его р а з д р о б л е н н о с т и ”5. Творческое переосмысление к а р н а в а л ь н о г о о б р а з а мира по х ар а к те р н о м у для Бабеля принципу „ с ве р ты ва н и я ” см ы сл а, за к о т о р ы м следует и одн озн ачн ость ав т о р ск о г о вы б о р а, с н и м а е т в Конармии во зм о ж н ость ам б и в ал ен тн о го и сто л ко в ан и я и с т о р и и „х и тр о ум н о го и д а л ь г о ” , оставляя за образом о д ер ж и м о й и с то р и ч е с к о й л и чн о сти лиш ь стихийную осозн ан н ость не п р и н и м ат ь сущ ествую щ ей ф о рм ы жизни. Схожую целенаправленность, хотя и достигаемую иными творчес ким и путями, обретает образ Дон Кихота в написанном 6 лет спустя посл е п у б л и ка ц и и первого рассказа Конармии ром ане А ндрея П л а т о н о в а Ч евенгур, повествующем о тк ры то о ры ц арях идеи, ставш их ж е р тв о й своего времени. М атериализуя в отличие от Б абел я се р ван тесо в ск у ю метафору, П л а то н о в прео б разу ет свое п од об и е Д о н К и х о т а в К о п ен ки н а, имя ко т о р о г о н а п ом и н а е т о д н о врем ен н о о к о п ь е и о п а ра зи ти р у щ е м на пнях деревьев опенке-грибке, с н а б ж а ет его верны м конем П р о л етарская Сила и безграничным чувством о б о и х к м ертвой Розе Л ю ксембург. С огл асн о р ы ц арском у об ы ч аю ге р о и Ч евенгура ищут места для себя в ра зруш и тельн ом п р о с т р а н стве, но их ж ертвенны й оп ы т об орачивается не п ризы вом к новой жизни, а ее разрушением, разворачивающим исходное состояние „пус т о т ы ” . И К о п ен кин , и его „д во й н и к” Д в а н о в счастливы л и ш ь т о г да, к о г д а п о -д о н к и х о тс ки б луж даю т по пустой степи, и такж е „пус т ы м ” оказывается их реальный эксперимент, предпринятый в городе- С о л н ц е , в к о т о р о м истребляю тся люди и уничтожается т р а д и ц и о н ное располож ение улиц домов и вещей ради неопределенного м и ф и ч еско го за в т р а. П л а то н о в с к о е движение в пространстве, где, как п р а в и л ь н о отмечается, „нет прочной середи н ы ”6, уже не то л ь к о не з н а е т ф ен ом ен а м ира, но и в отличие от Д о н К ихот а тер яет связь с ноуменами вещей, показывая безотносительную и призрачную и с т о рическую р е альн ость. Ироническое отношение П латонова к своим „одержимым” мечта телям местами п ереходи т в о тк ры ты й сарказм, р а с к р ы в аю щ и й г р о тескную структуру образую щ егося „ а н т и м и р а ” . Разоб лачен и е р о м а нических пред ставл ен и й Д о н К ихота о жизни „во вкусе н е б ы л и ц о стран ствую щ ем р ы ц а р с т в е ” (т. I, с. 431), нахо д ит здесь т р а г и к о м ическое заверш ен и е в Капит але М аркса - единственном п у т е в о д и теле платоновских „рыцарей”, которому они следуют „теоретически б у к в а л ь н о ” (206). П о в ер и в б езого во ро ч н о и до конц а, что „все д о з 5 Н . Р ы м а р ь , П оэт и ка р о м а н а , И здател ь ств о С а р а то в ск о г о у н и в ер си тета 1990, с. 99. 6 М . Д р о з д а , Х уд о ж ес т вен н о е прост ранст во прозы А. П л ат он ова, „ U m je t n o s t R ije č i”, Z agreb 1975, N° X I X (2 -4 ), с. 100.
Платонов и Бабель - новые Дон Кихоты 43 в о л е н о ” д ля осущ ествления идеи зем н ого рая, чевенгурские р ы ц а р и вместе с этой идеен у б и ваю т такж е и сервантесовскую веру в то , что мир и зн а ч а л ь н о д о б р н что даж е его „постоялый д в о р ” , в к о т о р ы й о б р а т н о п р е в р а щ а ю т чевенгурцы свой г о ро д -С ол нц е, может казаться „небом, где предаются забвению и прекращаются все земные ст р а д а н и я ” (т. I, с. 374). Осуществленная мечта, в к о т о р ы й р а з о к а зы в а ет с я своей ж ал ко й пародией. М е та ф о р и ч е с к ая у Бабеля и о б р азн ая у П л а то н о в а гран сф ор- м ация л и т е р а т у р н о й темы одерж имости взан м о д оп о лн яю тся, у г л у б ляя к о н т е к с т во сп ри я ти я их произведении и п оказы в ая н ар я д у с уп о д о б л е н и я м и такж е и р а сп о до б л ен и е авторских позиции. Ц и к л и ческое п о в е с тв о в а н и е К онарм ии, состоящее по о бразц у с е р в а н те с о в ского р о м а н а из целого ряда вставных „и стори й ” , в к о т о р ы х г е р о и „ в ы г о в а р и в а ю т ” себя, кон крети зи р у ется в процессе во сп р и яти я к а к разб и тая „эманация Д он К и хота во внешней действительности”7. П о зв о л и л о это а в т о р у глубже всех п рон и кн уть в сущность своего в р е мени, ч т о б ы п р ед у гад ать гро зн ы е симптомы во звр ащ аю щ его ся по кругу м и ф о т в о р ч ес к о г о сознания, заменяю щ его каж дое д ейство в сакральную жертвенность. Способ самореализации исторических п е р с онаж ей к о н а р м е й с к о г о цикла кажется идентичным Д о н К ихоту, но его р а з р у ш и т е л ь н ы й „л ю то вски и ” оп ы т не оставляет сомнений в то м , ч то для а в т о р а н овая эпоха зн ам ен ов ал а собой уже в м о м е н т своего р о ж д е н и я утрату тех качеств суб стан циальны х связей, к о т о рые присущи амбивалентному миру Сервантеса. Ф антом ность врем е ни, о б м а н ы в а ю щ а я участников К онарм ии, связы валась с нерасчлен- н о с тью м иф о л о ги ч ес ко го сознания и служила автору г л а вн ы м средством передачи исторического идеализма большевиков, р а з р у ш и тельную сущность которого выявляет также и дематериализация о б р а за м и р о в о й л и т е р а ту р ы , каким был Д он Кихот, п о м огаю щ и й ч и т а телю с е р в а н те с о в с к о г о произведения следовать за смыслом „как бы по у зк о й меже между миром его ф антазий и миром р е а л ь н ы м ”8. П л а т о н о в , м ат е р и ал и зо в ав ш и й сервантесовскую метафору, в ы нужден б ы л такж е поступиться и своей верой в историческое в о з рождение „дела о тц о в ” , поскольку неожиданно оказалось, что „у р е во л ю ц и и стал о др у го е вы раж ение л и ц а ” (124). Н а р а с та ю щ а я м и г р а ция п л а т о н о в с к и х о б р а з о в в конце 20-х годов четко о т р а ж а е т к р у шение а вт о р с к и х надежд, во злагаем ы х на револю цию , и если в р а с сказе Усомнивш ийся М акар д а ва л о сь ли ш ь предчувствие с у щ е ст во вания „а н ти м и р а ” , то одновременно в Чевенгуре становился он п р и 7 С . Б о ч а р о в , О ком позиции „Д он К и х о т а ”. В: С ерван тес и всем и рн ая л и т е р атур а, М оск в а 1969, с. 96. 8 М . А л п а т о в , Э т ю ды по ист ории зап адн оевроп ей ского и ск усст ва , М оск в а 1966, с. 244.
44 Ч. A н д p у ш к о зрачной реальностью. С мучительным ощущением распадающейся свя зи времени осуществлялась авторская днзилюзня собственного „дон к и х о т с т в а ” , за с та в л я ю щ а я сказать о самом симпатичном своем ге ро е - С аш е Д в а н о ве , примкнувш ем к чевенгурским ры ц арям идеи, - „странны й человек, ка к и все ком мунисты, как будто ничего че л о век, а д ействует п р о ти в п р о с то го н а р о д а ” (110). П лато н овски е попытки создать положительного героя, декларирующего оп ти м аль ный тип связи с миром, оказались в первую очередь для самого а в тора несколько непредвиденной утопией, предрешающей спор о реаль ности идеала, предпринятый гениальным произведением Сервантеса. Н есм о тр я на все р азличия, связанные со стилистическими о с о бен н о стя м и К онармии и Ч евенгура, их а в т о р о в сб лиж ает стремление перевести образ Дон Кихота, ставший достоянием мировой культуры, на язык идеологии своего времени. Образный мир их произведений, о тторгаясь о т своего сервантесовского источника мышления времени из-за своей эстетической и и н теллектуальн ой несовместимости, о р ганизовался заново как композиция множественных обратных о т р а жении Д о н К и хота. Есть что-то абсурдно родственное уже на п е р вы й взгл я д между п л ато н о вски м Паш инцевым, н аотрез отк азаш и м - ся пахать, и бабелевским Долгушовым, приказавшим долго жить, но л и ш ь со п оставл ен и е их на почве сервантесовской поэтики п о з в о л я ет у хватить всю глубину русской трагедии, переходящ ей из к о м е д ии в д р а м у и из д р а м ы в комедию. Представляемы й мир Конармии и Чевенгура „донхикотизируется” в моменте такого исторического „пе р е х о д а”, обретая ту мертвенную направленность, на которую у к а з ы вает и ф игура „галичанина, мертвенного и д л и н н ого , как Д о н - К и х о т ” (112), м елькнувш ая на пох о рон ах „всемирного г е р о я ” Т р у н о ва, и с ам о у б и й ствен н ая смерть С аш и Д в а н о ва - последнего ры ц ар я идеи, п о сл ед о в ав ш его за м ертвенной тенью своего отца. На т р а г и ческом опыте русской истории, доступном ли ш ь творческом у с о зн анию , п р е д п р и н и м а л и и П л а то н о в и Бабель п опытку стянуть к мыслительному центру, лежащему за пределами русской культуры, расп ад аю щ у ю ся р е альн о сть, чтобы п о ка за ть ее исходную форму. П о л н о е в о зв ращ ен и е П л а то н о в а и Бабеля в л и те р а ту р у лиш ь начинается и для р а с кр ы ти я их художественного сво еоб рази я о с т а ется сделать еще немало. Стилистический опыт обоих писателей т р е бует о с о б о г о и то л ь к о им присущего места в л и терату р е 20-х г о д о в. О став ая сь в сторон е о т п р ед п ри н ято го ею р е во л ю ц и о н н о го э кспер и м ен та, исследовали они свою эпоху п о-дон ки хотски глубже всех - вп л о ть д о и рон и ч еского саморазруш ения.
