Архетип раскола в древнерусской литературе

(1)

ISSN 2083-5485

Original research paper Received:Accepted:

8.10.2017 31.01.2018

АРХЕТИП РАСКОЛА В ДРЕВНЕРУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Алла Большакова ORCID: 0000-0002-8252-9934 Институт мировой литературы им. А.М. Горького Москва, Россия allabolshakova@mail.ru Ключевые слова: литературный архетип, древнерусская литература, архетипиче-ская доминанта, автор и герой, история и сюжет В сознании современного человека Раскол на Руси − это прежде всего цер-ковный раскол середины XVII в.: борьба реформаторов-никониан, насильст-венно заменивших старинные обряды вероисповедания новыми, и – поборни-ков традиции, старообрядцев. Однако осознаем ли мы, в какой мере это локальное вроде бы событие повлияло на судьбы России и ее самосознание? Казалось бы, реформа изменила лишь обряды и каноны − затронула лишь форму. Но по сути − затронула первообраз вероисповедания, составлявший сердце национальной жизни, и потому вышла далеко за границы сугубо цер-ковного мира. С тех пор началось «разделение русского народа, соответственно расколу русской Церкви, на две части – православных (старообрядцы называют их ни-конианами) и старообрядцев (многие из них называют себя староверами <…>). С течением времени <…> эти две части русского народа все более обособля-лись друг от друга, все менее взаимовлияли <…> Это “раздвоение” (само по себе – трагедия, как было бы (и бывало) и в любой другой стране), в свою оче-редь, сыграло свою трагическую роль во многих событиях начала ХХ в.» и да-лее – рубежа ХХ-ХХI вв. [Крамер 2013: 304]. Попробуем взглянуть на проблему с другой стороны – с точки зрения тео-рии и практики национальных архетипов, откуда ситуация видится еще более сложной, глубинной. Раскол XVII в. предстает как общенациональное явление, разделившее русский мир: итог многовекового развития и, одновременно, ис-ток будущих расколов – преддверие будущей судьбы страны, определившее многие исторические повороты. Этот корневой архетип национальной жизни, nr 8 ss. 5-16 2018

(2)

в определенные исторические моменты переходя из пассивного состояния в ак-тивное, даёт вспышку революций, войн, насильственного реформаторства и дру-гих катастрофических явлений. Грани русского Раскола В период раскола середины XVII в., с великой силой запечатленного в зна-менитом памятнике древнерусской литературы – Житии протопопа Аввакума, наметились грани будущего русского Раскола. Прежде всего − недоверие к «вер-хам», которое постепенно оформилось в оппозицию народа и государства, общества и власти, то затихавшую, то вновь вспыхивающую в общенацио-нальной жизни. Структура архетипа Раскол насыщена противоречиями, кото-рые отражают особенности русского менталитета и затрагивают разные сферы и уровни национальной жизни. Однако – определимся с терминологией. Архетипы коллективного бессознательного как нечто потаенное и, кажет-ся, доступное лишь интуиции, в словесном творчествe Древней Руси начинают свой путь к художественной индивидуализации. Путь этот захватывает фор-мирование национального мировоззрения в процессе вербального освоения действительности. Современная научная мысль определяет архетипы как «универсальные концепты» [Архетип 1990: I, 529] или «архаические глубин-ные концепты» [Степанов 2001: 718], задающие координаты, в которых чело-век воспринимает и осмысливает мир. Однако, на мой взгляд, архетип не про-сто концепт. Более ясное понимание природы архетипа как наиболее глубоко укорененной в национальном менталитете матрицы дает уточнение Ю.С. Сте-панова о соотношении концепта и константы. Последняя есть наиболее устой-чивый «концепт, существующий постоянно или, по крайней мере, долгое вре-мя» [Степанов 2001: 84-85]. В особенности это касается констант философии и культуры, собственно, и составляющих «тонкую пленку цивилизации». Развитие всякого литературного архетипа в словесном творчестве можно расценить как выражение «исторического преемства» (В. Ключевский), кото-рое происходит через передающееся от поколения к поколению имя: именова-ние той или иной сущности – ключевой для исторического развития народа, нации, общества. В результате создается система доминирующих в ту или иную историческую эпоху концептов/констант, архетипов, которая в итоге и отражает состояние мировосприятия народа, нации, общества и личности. Архетипы есть базовые константы, задающие координаты, в которых человек воспринимает и осмысливает мир. В основные признаки литературного архетипа, как показывает анализ ху-дожественных текстов (см. об этом: [Большакова 2012: 28-38]), входят первич-ность и производпервич-ность по отношению к дальнейшей линии развития, в глуби-не которой таится исходный протообразец; универсальность и вариативная повторяемость, обусловленная порождающей функцией архетипа и обеспе-чивающая его развитие в литературе и культуре в целом.

(3)

Архетип Раскола. Зададимся же вопросом: чем было вызвано столь яростное сопротивление противников безжалостных реформ, расколовших Русь в XVII в.? Очевидно, суть в следующем. Всякий первообраз или архетип − в данном случае нуминозный: архетип Божественного начала – обладает способностью наращи-вать, в процессе исторического развития, свой культурный ареал (начиная с именного), который становится неотъемлемой его частью. Так, нуминозный архетип постепенно обрастал ритуальными формами, каноническими моделями вероисповедания, и попытки его модификации, этот ареал разрушавшие, неми-нуемо вызвали катастрофические последствия и – вывели на первый план архе-тип Раскола. Многогранность этого архетипа, захватывающего высокие сферы духа, ве-ры и сакральной жизни человека, впервые проявилась в древнерусской словес-ности. В текстах ее авторов – от Слова о Законе и Благодати Илариона и Слова о полку Игореве до Жития протопопа Аввакума − с великой силой отразился Раскол на Землю и Небо, Человеческое и Божественное начала, Дух и Плоть. Ес-ли дух силен своей верой, то он превозмогает слабость и бренность плоти. Таков в Житии сам протопоп Аввакум. В живописании истории христианского пра-ведника и мученика преодоление этого (первичного для человека) Раскола про-исходит через торжество духа над страданиями плоти. Ибо «Бог, идеже хощет, побеждается естества чин». Плоть же одна вечная − это тело Христово: «Пре-чистое тело Твое» [Прот. Аввакум 2012: 33-34]. Иная грань Раскола сводится к противоборству жизни и смерти: преодолению смерти духом и причащением к подлинной вере. По традиции жанра в Житии протопопа Аввакума воспроиз-водятся истории чудесных исцелений: через веру, покаяние, духовное очищение от скверны. Несмотря на сугубо религиозное, на первый взгляд, толкование Раскола в этом житии, его художественное осмысление выходит далеко за обозначен-ные рамки. Церковобозначен-ные реформы того времени вызывают социоисторические расколы в жизни страны и человека. Раскол в видениях и пророчествах хри-стианских подвижников грядет как бедствие и национальная катастрофа. Тако-во пророчестТако-во Ивана Неронова царю, упоминаемое Аввакумом: Излиял Бог на царство фиял гнева своего! Да не узнались горюны − однако цер-ковью мятут. Говорил тогда и сказывал Неронов царю тир пагубы за церковный раскол: мор, меч, разделение, то и збылось во дни наша ныне» [Прот. Аввакум 2012: 26-27]. Рассматривая Раскол в исторической ретроперспективе, современные фи-лософы характеризуют его как некую константу, обуславливающую постоян-ный для нашей жизни проблемпостоян-ный узел. Суть его сводится к разрыву между высокими идеями и реальной действительностью. «Главное противоречие на-шей истории» потому «определяется как расхождение русского ума с русской жизнью» [Жукова 2013: 32]. Отсутствие срединного звена жизни, через кото-рое бы происходила адаптация высоких идей к исторической реальности.

(4)

Переводя размышление в более общий план, попробую сформулировать такое определение. Суть Раскола − в разрыве, который с особой резкостью обозначился в XVII столетии из-за никонианских реформ, а затем стал прояв-ляться шире, в разных сферах общенационального бытия. В разрыве между саморазвитием народной жизни и – насаждаемыми сверху реформами. Это − бич России, который преследует ее на протяжении столетий. Впервые во всю мощь прозвучав в Житии протопопа Аввакума, идея эта стала набирать силу в последующей русской литературе, став наиболее актуаль-ной в современактуаль-ной прозе. К примеру, у Владимира Личутина – автора историче-ской эпопеи Раскол и романов о современной России Беглец из рая, В ожидании Бога. В мировоззренческой системе Личутина Раскол – трагическая болезнь национального древа жизни, что издревле подтачивает его корни и жизнетвор-ные силы. Из романа в роман кочует тревожный лейтмотив: «Всякое царствие, разделившись, опустеет. И всякий дом, ополовиненный, не устоит» [Личутин 2015: I, 342]. В национальном сознании с давних пор Раскол как насильственное рефор-мирование − это, по определению, слом предыдущей системы, строя (от форм мышления, вероисповедания до государственного устройства) и волевая заме-на его другим. Здесь сталкиваются такие противоборствующие заме-направления, как традиция и модернизация, эволюция и революция. Замена традиционных форм национальной жизнедеятельности новыми, без учета социо-психологи-ческих факторов, степени подготовленности нации к переменам и ведет к рас-колу, как убедительно показала страстная древнерусская литература. Но не только этим она замечательна. Раскол и художественные средства его преодоления. Если бы древнерус-ская литература ограничилась лишь отражением кризисных тенденций, она была бы документом, но не художественным письмом. Пафос старинных авто-ров направлен на преодоление страданий, уготованных человеку расколотой исторической реальностью. Литературный архетип здесь включает в себя не только отражение актуализации того или иного архетипа в исторической ре-альности, но и преломление этой актуализации в духовной жизни нации, в том числе и противодействие негативным тенденциям, выработку «механизмов» их преодоления. Потому столь важна в древнерусской литературе − от Слова о Законе и Бла-годати, Слова о полку Игореве до Жития протопопа Аввакума − устремлен-ность к идеалу, этико-эстетическому совершенству человека и мира: через вы-бор возвышенных жанров (житие, слово) и сюжетов, максимально приближенных к идеалу героев, утверждение христианского идеализма. Ведь изначально архетип Раскола имел ярко выраженное религиозное содержание. Так, в раннем памятнике древнерусской словесности − Слове о Законе и Благо-дати Илариона − суть религиозного Раскола обозначена еще в заглавии. Закон − это ветхозаветная вера, иудаизм; Благодать − новозаветная христианская вера. Хотя вначале и высказывается тезис, что «иудеи (“израиль”) и христиане испо-ведуют единого, общего Бога» [Кириллин 2008: 429], линия разграничения

(5)

между Законом и Благодатью проходит между преставлениями о «будущем ве-ке». Если Закон ограничивается крещением, то Благодать открывает крещени-ем путь к спасению, вечной жизни в Боге. Также линия разграничения в Слове проходит между Русью языческой и Русью христианской. Авторский пафос и утверждение архетипической доминанты С исторической точки зрения, наметившиеся еще в древнерусской литера-туре XI-XIII вв., грани религиозного Раскола (как и впоследствии – в XVII в.) связаны с диалектикой старого и нового, с идеей и «механизмами» преемст-венности и/или разрыва с традицией. Однако архетипическая доминанта сме-щается − в соответствии с изменением исторической ситуации, возникновени-ем новых тенденций в строительстве государства и церкви. Если в период становления христианства как новой для Руси веры доминировало страстное стремление авторов к утверждению нового порядка вероисповедания, обре-тающего цивилизационный статус1, то после утверждения этого образа веры в духовной жизни нации и народа происходит отторжение навязываемых свер-ху изменений в порядке и формах вероисповедания. Старое, связанное с грубо попранной традицией духовной жизни нации, возводится в идеал как единст-венно подлинное, а новое отвергается как ненастоящее, ложное и пагубное. Таков пафос Жития протопопа Аввакума. Однако не только отрицанием он ог-раничивается! Еще в одном из самых ранних произведений древнерусской литературы – Слове о Законе и Благодати митрополита Илариона – проявилась направлен-ность авторского пафоса на преодоление раскола. Вплоть до aввакумова Жи-тия достигалось это посредством утверждения той или иной религиозной доми-нанты. У Иллариона это – торжество христианства по сравнению со старыми вероисповеданиями. В первом, полемическом разделе автор Слова о Законе и Благодати «стремился доказать превосходство христианства над ветхозавет-ной религией и посредством этого, вероятно, превосходство принявшей хри-стианство Руси над потерявшей свое былое значение Хазарской империей» [Кириллин 2008: 430]. Во втором разделе, историческом, прославлялось при-общение Руси к христианскому миру и утверждалось преимущество христиан-ской Руси перед язычехристиан-ской: Вся страны благыи Богъ нашь помилова и насъ не презре, въсхоте и спасе ны, въ разумъ истинный приведе. Пусте бо и пресъхле земли нашей сущи, идольскому зною исушивъши ю, вънезаапу потече источникъ еуагельскыи, напаая всю зем-лю нашу… [Иларион 1986: 1, 24]. Так в художественных мирах древнерусской литературы преодоление Рас-кола достигалось не через воссоединение расколотых, противоборствующих ——————— 1 То есть статус приобщения к христианской цивилизации.

(6)

величин, но – усиление и торжество определенной архетипической доминанты. Именно на это направлены усилия автора и его славных героев, а также все ху-дожественные средства, вовлеченные в воссоздание архетипа Раскола. Воссоединение расколотых частей невозможно и даже не нужно, по мысли древних авторов, поскольку цельность и единство Божественного начала − в нем самом. В Божественной сущности нет и не может быть раскола. Послед-ний происходит между причастными к высшей сущности и − отторгающими ее, потерявшими ее, ограниченными в своем вероисповедании. Важно помнить, что всякое преодоление Раскола в древнерусской литера-туре продиктовано движением к истине, подлинности. Это преодоление разры-ва между Божественным и Дьявольским началами, между Божественным нача-лом и Человеком, Человеком и Миром, Человеком и Человеком осмысляется как «дивное чюдо» и потому обретает страстное религиозное звучание. Осуществление высокой миссии преодоления доверяется автором выдаю-щемуся Герою, предстающему потому перед читателем во всем величии и мо-щи, несмотря на сложные обстоятельства, даже ошибки и неудачи. Таков князь Владимир, осуществивший крещение Руси (Слово о Законе и Благодати), храбрый князь Игорь (Слово о полку Игореве), возведенные в ранг святых бра-тья-князья (Сказание о Борисе и Глебе), многочисленные подвижники и пра-ведники в житиях, вплоть до Жития протопопа Аввакума. Следует особо отметить, что движение архетипической доминанты в худо-жественных мирах древнерусской литературы нередко происходит через проти-воборство разных архетипов, вступающих в процесс преодоления Раскола. В ранних героических Словах такое преодоление нередко достигается через утверждение силы и самодостаточности Русской Земли. В Слове Илариона − через идею равенства Руси и Византии, а также князя Владимира и цезаря Константина, в Слове о полку Игореве − через порицание междоусобицы и вы-ведение на первый план собирательного образа «полка» как народа, символа Русской Земли2. В целом, Раскол предстает в древнерусской литературе как развитие через самоотрицание, т.е. насилие над национальной личностью. Противодействие этому во многом происходит через диалектику сюжета и истории, а также движение к идеальным стратам. История и сюжет Как известно, первоначальное значение слова «история» восходит к древне-греческому термину, означавшему «расспрашивание, узнавание, установле-ние». История отождествлялась с установлением подлинности событий и фак-тов. Позднее в античности понятие «история» сблизилось с «повествованием» о событиях прошлого. ——————— 2 В древнерусском языке слово «полкъ» имеет несколько значений. Одно из них расшири-тельное: «6. Народ, племя, род… При всем полку – при всем народе» [Словарь русского языка XI-XVII вв. 1990: 221].

(7)

Между тем в понимании истории и ее событий есть и ряд полузабытых особенностей, важных с точки зрения теории архетипов, направленной на диа-лектику времени и вечности, явления и сущности. Обратимся к энциклопеди-ческим определениям: В историческом сознании становится ясным незаменимое, единственное в своем роде, индивидуальное, значимость чего нельзя обосновать всеобщей ценностью, некая сущность, имеющая временную, исчезающую форму. Историческое – это гибнущее, но вечное во времени. Отличительный признак исторического бытия – быть историей и тем самым не продолжаться вечно. Ибо, в отличие от просто происходящего, в котором как в материале лишь повторяются всеобщие формы и законы, история – это такое событие, которое в себе, вопреки времени, содер-жит погашение (уничтожение) времени, вечное [История 2010]. Особенность древнерусской литературы кроется в ее максимальном при-ближении к историческим событиям (т.е. сюжетам, данным самой действитель-ностью), при включении в это поле и духовной сверхреальности христианства: со свойственными ей чудесами, видениями, вещими снами и откровениями, пророчествами высших сил. Таким образом, запечатленная в древних литера-турных текстах историческая реальность неразрывно переплетается со сверх-реальностью христианства, которая воспринимается автором и его читателями- -современниками как единственно вечная в своей подлинности и потому стоя-щая выше текущей действительности и во многом управляюстоя-щая ею. Тем не ме-нее двигающий сюжетное действие Герой (в зависимости от жанра, это Князь, Правитель, Праведник…) и представляет собой «некую сущность, имеющую временную, исчезающую форму». Запечатлеть эту временную, в своем историче-ском проявлении, но на самом деле вечную сущность − точнее, выявить эту сущ-ность всеми доступными художественными средствами и духовными усилиями автора и его персонажей, − и есть сверхзадача древнерусской словесности. Именно по таким законам и следует судить даже такие, кажется, макси-мально приближенные к действительности произведения, как автобиографиче-ское Житие протопопа Аввакума. Сверхустремленность Жития протопопа Аввакума, как и многих его пред-шественников, − установить Истину в высшей инстанции и запечатлеть ее в памяти потомков. На это направлен и весь сюжет о необыкновенных проис-шествиях с гонимым протопопом, который стоически претерпевает все мытар-ства, будучи неколебимым в Вере своей. Круг действующих в житии реальных исторических лиц весьма широк, за-мечательна и его иерархическая структура: от самого верха (царь Алексей Ми-хайлович Романов и патриарх Никон) до Федора-юродивого и последних смер-дов. Внутри круг этот наполняют самые разные по своему социальному статусу и духовной сущности герои и персонажи: от духовных детей протопопа, среди которых ведущее место занимает легендарная боярыня Морозова (и ее сестра), до его лютых врагов (даурского воеводы Пашкова и др.), от верной протопопо-вой супруги и других членов его семьи до случайных встречных в долгих странствиях Аввакума. В центре этого круга, однако, стоит сам Аввакум: авто-биографическая личность, поверяющая читателю историю своей жизни и

(8)

ве-ры. Все другие персонажи так или иначе развернуты именно к нему, притом вступая с ним в самые разные, по своему характеру, взаимодействия. Однако по типу этих действий все они четко делятся на соратников и врагов. Критерием здесь является не столько отношение к самому протопопу (он сам, прощая врага, порой зачисляет его в свои друзья и наоборот), сколько отношение к Господу и Вере. Происходящие на всем протяжении повествования о жизни и мытарствах протопопа сюжетные перипетии, в своей устремленности, направлены на ис-пытания Веры и восстановление ее Истинности. Главный сюжет Жития со-стоит в постоянных − через воспроизведение тех или иных мытарственных эпизодов как все новых доказательств победы духа над плотью, подлинной ве-ры над безверием – усилиях автора-рассказчика по укреплению столпа Веве-ры в ее чистоте и подлинности. Такова сюжетная линия противодействия Раско-лу, которая воспринимается читателем как ответ средневекового автора – Ис-тории, пытающейся разрушить человеческие усилия и судьбы. Преодоление Раскола происходит через сюжетное действие: его направ-ленность на восстановление Истины, сущность которой в единстве Бога и Человека. Разрушительность истории претерпевается сюжетом и побеж-дается им. В этом − уникальность Раскола как литературного архетипа, впер-вые в древнерусской словесности обретающего столь динамичные очертания. Если взглянуть на древнерусские тексты, предшествующие произведениям времени исторического Раскола XVII в. и до некоторой степени их предваряю-щим, то можно уловить сходную тенденцию, хотя и проявляющуюся в иных ра-курсах. К примеру, в Слове о полку Игореве расколотая междоусобицей Русская Земля претерпевает поэтическое преображение – через усилия авторского духа. Автором недаром избирается незначительный, казалось бы, сюжет: история од-ного неудачод-ного похода одод-ного невеликого князя. Отколотая от целого часть (ис-тория неудачного похода) внезапно достигает в Слове значение целого, общего. И образ князя обретает свое величие, вырастая до символа русского Князя, Вож-дя, Правителя, силой духа своего и умения, воли побеждающего неблагоприят-ные обстоятельства. Мера поэтического обобщения позволяет предельно возвы-сить частное до целого, и это обобщение дает в финале катарсический эффект. Возвращение князя Игоря на родину и воссоединение с Русской Землей в эстети-ческой перспективе Слова читается как символ воссоединения Русской Земли и нации («полка») как таковой. Прославляется Русская Земля и светлый Князь ее! Слава Игорю Святославличю, Буи Туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Здрави, князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя плъки! Княземъ сла-ва а дружине! Аминь [Слово 1982: 73]. Архетип и поиск идеала Наш обзор художественных форм и их роли в становлении литературного архетипа будет не полон, если не затронуть вопрос об идеале и его роли в пре-одолении Раскола. Вопрос этот особенно важен в связи с особостью данного

(9)

архетипа, по сравнению с другими протомоделями явно развернутого своей отрицательной стороной и потому требующего особых усилий и специфиче-ских средств для преодоления тёмной зоны. Кроме того, неизменно возникает потребность привнести ясность: а ради чего? Ради чего так уж необходимо преодоление раскола и его последствий? С точки зрения таких авторов, как протопоп Аввакум, решение однозначно: ради Истины и Веры, Бога и Челове-ка Челове-как Его подобия. Есть ради чего жить и выживать, за что бороться и против чего протестовать! С художественно-эстетической точки зрения, однако, для решения такой задачи необходим поиск и обретение идеалов, которые бы получили конкрет-ные очертания в системе художественных образов и символов. Свою роль в этом плане выполняет житийная тенденция в литературе на-чала XVII в. и далее, где святые показаны как реальные живые люди: Литература начала XVII века полна бесчисленными житиями − биографиями святых, царей, известных деятелей этого периода. Характерная черта подав-ляющего большинства житий этого периода − в том, что они писались совре-менниками своих героев, обычно вскоре после смерти последних. Заглавные фи-гуры этих житий описаны в живой и реалистической манере, в жизнеописаниях даже и святых не используется обычная агиографическая стилизация, описание чудес сведено к минимуму, сами святые показаны как реальные, живые люди. Жи-тие было одним из самых популярных жанров во времена раскола и в предшест-вующий им период схизмы… [Зеньковский 2006: 547]. В XVII в. мы встречаемся и с оригинальными последствиями взаимодейст-вия разных протомоделей. Литературный процесс словно собирается в точку Раскола, и этот рожденный самой исторической реальностью архетип начинает вступать во взаимодействие с гендерными архетипами, чьи очертания в своей Женской ипостаси еще только намечаются в средневековой литературе Руси. Впрочем, важно отметить, что очертания эти нередко возникают в идеальном измерении и что Женское начало как идеальное наделяется силой сопротивле-ния Расколу. Вспомним всемирно известный образ боярыни Морозовой, воз-вышенно запечатленный протопопом Аввакумом. Но этим женским образом автор Жития не ограничивается. И здесь в пространство архетипических ве-личин вступает Семья как одна из главных святынь православной религии и общества. Ссылка Аввакума в Сибирь, которую разделила его жена, возвращение в Москву и разговоры с протопопицей дали Аввакуму лучший повод для того, чтобы пер-вым ярко описать преданную русскую женщину с сильным характером. Впер-вые в русской литературе появилась женщина − верный друг своего мужа в жиз-ни и лишежиз-ниях, оказывающая ему большую поддержку во время бедствий <…>. Можно сказать, что литературные портреты жены Аввакума и боярыни Морозо-вой – первые в той галерее образов русской литературы, которые в Х1Х в. во многом сформировали представление о русской женщине. Начиная с протопо-пицы и Морозовой в произведениях Аввакума неотъемлемыми чертами литера-турных образов русских женщин стали моральная сила, верность, готовность

(10)

к самопожертвованию, что нашло высшее воплощение в пушкинских капитанской дочке и Татьяне и в тургеневских Наталье и Лизе [Зеньковский 2006: 561-562]. В преодолении Раскола В Житии Аввакума впервые в русской литературе создается иерархическая галерея социально-психологических типов. Современное автору общество словно расколото сверху донизу единым авторским срезом, и этот срез обна-руживает самые разные лики и облики исторического момента. В художественном пространстве Жития, на основе всей типологии ее мно-голиких персонажей, происходит важнейшее для русской литературы рожде-ние многоликого Героя: собирарожде-ние национальной личности во всех ее трагиче-ских противоречиях. Роль духовного центра в этом великом процессе собирания исполняет образ автора, пропускающего всех и вся через свою ду-шу. Мы можем говорить здесь о собирательно-соединительной деятельности автора, устремленной, в своем пределе, к национальному единству − в пре-одолении Раскола. Так создается проекция на идеальный образ (будущего) читателя, который впускает в свою душу все противоречия и заблуждения общенациональной жизни и, силой духа своего, пытается преодолеть их. Подводя некую черту в своих размышлениях о роли автора и героев древ-нерусской литературы в формировании национальных архетипов и культурно-го бессознательнокультурно-го, отмечу главное: это формирование во мнокультурно-гом сопряжено с художественной лепкой идеальных фигур − архетипических образцов для дальнейшего историко-культурного подражания. Здесь, в средневековом Жи-тии легендарного протопопа Аввакума, это борцы за Истину и Веру: в преодо-лении Раскола и его гибельных последствий для страны, общества, народа… * * * Древнерусская литература на протяжении своего развития от XI-XIII вв. до переходного периода XVII в. свидетельствует о том, что архетип Раскола за-нимает одно из ключевых мест в общей иерархии архетипов. Он вступает в тесное взаимодействие с другими архетипами: Божественного и Дьявольско-го начал – Бога, Мира и Человека. В процессе взаимодействия с ними и в зави-симости от его характера меняется архетипическая доминанта, определяя об-щую картину Мира. Уникальность архетипа Раскола состоит в следующем. Во-первых, в его жгучей зависимости от социоисторических обстоятельств, собственно, и ак-туализирующих ту или иную архетипическую доминанту. Давая вспышку уз-навания в середине XVII в. в одном из самых ярких и сильных произведений древнерусской литературы − Житии протопопа Аввакума, архетип Раскола вы-казывает свою непосредственную связь с национальной историей. Историей он вызван к жизни и движение русской истории он, в свою очередь, определяет в дальнейшем.

(11)

Во-вторых, это один из редких архетипов, сущность которого, если гово-рить о нем как таковом, – резко отрицательна. Его социоисторические лики – Война, Революция, Хаос гражданского раскола... Миссия художественной ли-тературы здесь особенно важна, поскольку именно на нее возложена задача преодоления Раскола! В выполнение этой задачи включены все доступные (на том или ином этапе развития словесности) художественные средства. Линия противодействия Расколу во многом стимулирует развитие самых разных ху-дожественных средств в отечественной словесности. Ведь сколько произведе-ний так или иначе отражает Раскол! От древних Слов − до средневековых Жи-тий, от классических романов − до современных литературных опытов... В переходное время XVII в. мы встречаемся и с интересными последст-виями, которые дает взаимодействие разных протомоделей. Литературный процесс словно собирается в точку Раскола, и этот рожденный самой истори-ческой реальностью архетип начинает вступать во взаимодействие с другими – даже с теми, очертания которых еще только намечаются в средневековой лите-ратуре Руси… Библиография Прот. Аввакум, 2012, Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие сочинения, Санкт-Петербург. Большакова А., 2012, Имя и архетип: о сущности словесного творчества, „Вопро-сы философии”, № 6. Жукова О., 2013, На пути к русской Европе: Интеллектуалы в борьбе за свободу и культуру в России, Москва. Зеньковский С., 2006, Русское старообрядчество: в 2 томах. Москва. Иларион, 1986, Слово о Законе и Благодати (Текст памятника подгот. Т.А. Сумни-кова), [в:] Идейно-философское наследие Илариона Киевского, ч. 1, Москва. История, 2010, [в:] Философский энциклопедический словарь, Москва http://dic. academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/2407/ (20.11.2017) Кириллин В., 2008, «Слово о Законе и Благодати» Илариона, [в:] История древне-русской литературы, ред. А.С. Демин, Москва. Крамер А., 2013, Раскол русской церкви к середине ХVII века, Санкт-Петербург. Личутин В., 2015, Собрание сочинений в 12 т., Москва. Словарь русского языка XI-XVII вв., 1990, вып. XVI, ред. Г.А. Богатова, Москва. Слово о полку Игореве, 1982, [в:] О, русская земля!, ред. В. Грихин, Москва. Степанов Ю., 2001, Константы: словарь русской культуры, Москва.

(12)

Summary

The archetype of the schism in Old Russian literature

This article aims to identify the origins of the Russian literary-philosophical thought in the Old Rus. In the ancient verbal creativity for the first time began to emerge – through the narrative, story structure, genre specific models, etc. – a set of cultural con-stants: the archetypes that would later form the basis of the Russian philosophical and ar-tistic thought in the centuries of its development. The article focuses at the formation of one of the main archetypes of the Russian literature – the Split. This archetype, which then determines the movement of Russian literature for centuries, is regarded by the analysis of such prominent works by the ancient authors as Sermon on Law and Grace by Hilarion, The Song of Igor’s Campaign, The Life by the Archpriest Avvakum, etc. Key words: literary archetype, the Old Russian literature, archetypаl dominant, author and