Люцина Рожек
Заметки о смерти "навыворот" в
русской литературе ХХ века
Studia Rossica Posnaniensia 27, 87-94
З А М Е Т К И О С М Е Р Т И Н А В Ы В О Р О Т В Р У С С К О Й Л И Т Е Р А Т У Р Е X X В Е К А
T H E T O PIC O F T H E D E A T H A M I S S IN T H E R U S S I A N 20TH C E N T U R Y L I T E R A T U R E
Л Ю Д И Н А Р ОЖ Е К
A b s t r a c t . The analysis concerns three kinds o f new death types expressed in modern philosophy o f literature: the filthy death, the medicinal death and the humble-pianissim o death.
Lu cyn a R oż ek , W y ższa Szko ła Pedagogiczna, Instytut Filologii W schod niosł ow iańs kiej, ul. Oleska 48, Opole, Polska - Poland.
В русской литер ату р е XX века, так же, как и в о бщ ем и ровой , тем а смерти я вл яет собой очень п ро стр ан н ы й м атериал, свя зан ный нераздел и м о с феном енологией смерти или ф еном енологией вины и страдания, которые являются постоянными атрибутами пси хического состояния человека XX столетия. Из установивш егося в л и т е р а т у р н о й тра д и ц и и б о га то го и н терп ретац и он н ого т и п о л о г и ч еского д и а п а з о н а мы и зб р али то т тип феномена смерти, ко т о р ы й в совр ем енно й кр и ти ке н азван негативом смерти или смертью на вы ворот ', и к о т о р ы й в свою очередь подразделяется еще на три вид ов ы х изменения; смерти отвр ати тел ьн о й , медикализир о ванной и смерти скром н ой , ненавязчивой - pianissimo2. Для каж д о го из перечисленных выше моделей мы наш ли пример, и по ходу наш их рассуж дений п о пы таем ся выяснить специфику составных элементов этой ти п о л о ги и . Д о м и н и ру ю щ ая черта главн ого вида смерти на выворот заклю чается в его отличии от всей существующей до него т р а д и ц и и , отличии от всего, что ее опережало и чего он я в л я е т ся обратной стороной. Общим р о д о н ачал ьн и ко м всех этих трех пе речисленны х п о д ти п о в смерти является в русской литер ату ре и з о б р аж ен и е смерти И в а н а И льи ча Т олстого, начинающее целую
1 F. A r i e s , Ś m ierć na opak, Warszawa 1992, с. 44 9-561. 2 Та м же.
8 8 JI. P о ж e к тип о л о ги ч е ск у ю галерею медикализированной смерти, и зг н а н н о й из д о м а . И зг н ан н о й , кром е смерти великих люден. И т а к , с первым вар и ан то м смерти навыворот, зн ачи т о т в р а т и т е л ь н о й , и злож енной натуралистически, мы имеем дело в т р и л о гии М а р к а А л д а н о в а Мыслитель (Берлин 1923), п о с тр о е н н о й на ре зко м ко н т р ас т е антинонимических образов: мир - пир; мир - ко р ч м а - мир - смерть. На страницах названного нами текста мы встречаемся с подобны м описанием физиологической д е г р ад а ц и и ч еловеческого тела, связанной с процессом р азлож ения тела, типа: вы сохш и х, пожелтевш их глаз или откровенных к а р ти н человечес к о й аг о н и и и смертельного, натуралистически р а з р и с о в а н н о г о р а с пад а ж и в о го о р га н и зм а , как в Верленовскон поэзии. Т акая смерть определяется в специалистическои критике как модель смерти сол дат или писател ей 3. П римером описания таких о тв р а ти те л ьн ы х ф изических изменений, нанесенных человеку смертельным р а н е н и ем, являю тся п о х о р о н ы Л ю д ови ка XVI. Алданов в этом и з о б р а ж е нии не щ ад и т читателя, вписывая в эту картину н астол ько о т в р а ти т е л ь н ы е и п о трясаю щ ие элементы поврежденной убийством вн еш н о сти , заи м ство ван н ы е впрямую из эпохи ужаса, что мы о т к а зы в а ем с я ц и ти р о в а ть этот случай. Но не менее н атурали сти чн о о п и с а н и е а го н и и и похорон Робеспьера, крупной, публичной л и ч н о с т и : „В ящике леж ал Робеспьер (...). На том месте (в конце ящ и к а ), (...) было что-то без облика: кровавы й о брубок с т о р ч а щей к о с ты о ... Г олова Робеспьера лежала между р азд ви н уты м и п о л у к р у г о м н о гам и п ри бли зи тельн о посреди я щ и к а ”4. К ак видно из этой сцены, п о х о р о н ы зн атн ой личности вы рваны из всякого са к р а л ь н о г о риту ал а, о т р а б о т а н н о г о для таких случаев веками. Эго в а р в а р с к а я смерть. М етаф оризация образов, воп лощ аю щ и х жест к о с т ь см ерти в тексте А л д ан о ва, намеренная, д е те р м и н и р о в а н н ая худож ественны м стремлением к аллегорическому отож дествлению м ер зо с т и р азл агаю щ и х ся человеческих тел в с о б и р атель н о й могиле - с бессм ыслицей и эсхатологической жестокостью ф ран ц узской р е во л ю ц и и : „Так неужели этот ров, где вместе леж али они все, это т р о в , о б лепенны и трупны ми мухами, этот ров, из к о т о р о г о несся нестерп и м ы й зап ах падали, неужели это и есть Великая Ф р а н ц у з с к а я р евол ю ц и я?”5. Ничуть не менее н еп риятны й и уд ру ч аю щ и й а к т смерти и м п ератри ц ы Е катерины II. Это си нкретичес ки й о б р а з смерти по отнош ению к традиции л и те р а ту р н о г о и з о б р а ж е н и я . С о дной сторон ы , это пример смерти ф ун дам ен тальн ой , 3 Т ам же. 4 М. А л д а н о в , М ы слит ель, Берлин 1923, с. 369. 5 Там же, с. 371.
смерти зн а т н о г о человека, публичной личности, с д р уго й с то р о н ы - т о т же художественны й образ вмещает в себя к о м п о н е н ты н о в о го типа и зоб р а ж е н и я - натурализм и о тв рати тел ьн о сть к а к черты, присущие смерти навыворот: „В м аленькой уборной на полу (...) и м п ер а т р и ц а л еж ала хрипя, тяжело зап роки н ув голову, п о д к о т о рую не д о га д а л и с ь п олож и ть подушку. Ее тело в белом , осевшем на животе и на босых ногах пеньюаре казалось частью о г р о м н о г о ш ар а (...). В общей тишине слышен был только ужасный хрип, н е ум олчно несшийся из тюфяка на полу с п а л ь н о й ”6. Из о п е р е ж а ю щ его т о т несчастны й случай ф рагм ента мы узнаем, что смерть, ка к почти во всех тр ау р н ы х текстах, приш ла к Екатерине в самый н е п од х од ящ ий момент, застав ее за письменным столом , за п р а в и тельственными делами, крупными государственными планами. В то т день „ И м п е р ат р и ц а проснулась в прекрасном рас п о л о ж ен и и духа. Весело пош утив с Перекуснхиной (...), государыня ум ы лась, н а п и л а сь к р е п к о го кофе, потом весело п о б о л тал а с П л ато н ом А л е к с а н д ровичем , (...) п озвала в спальную секретаря и п ри н я л ась за р а б о т у ”7. М а р к А л д а н о в в описании кончины Екатери н ы Великой с о б лю дает сложнвшуюсю некую шаблонность образности смерти, а т а к же с ох ран яет установленную в той сфере схематичность н р а в с т ве н н о-ф и л о с о ф ск о го послания. Т о п и ка ars moriendi по отн о ш ен и ю к Е к а т ер и н е II ф о р м и р о в ал а с ь четко по установленным в п оэти ках схемам и зо б ра ж е н и я смерти „вы со к о ” рожденных, кр уп н ы х п у б л и чных личностей , кор о л ей . Поэтому в эпизоде кончины Е к а т ер и н ы явно содержится в данном случае элемент насмешки н ад к о р о л я м и . С м ерть над Е ка т ер и н о й им ператрицей насмехается, а это уже п р о исходило в о б щ е м и р о в о й литературе Средневековья, Б а р о к к о или В озрож дения, описываю щ ей как смерть надменно издевается над к о р о л я м и . Они ведь как ко р о л и рисуют ш ирокие г р а н и ц ы своих м онархических владений, своих жизненных планов, но в кон ечн ом итоге о стаю тся в самых маленьких их границах - „отм еренны х н о сом на ю г ” . О п и сан и е траурны х действий, п р едприняты х по п о в о ду к он ч и н ы и м п ер а т р и ц ы Екатерины , в тексте А л д а н о в а н а ступ ает б уква л ьн о после м н огократн ы х , обш ирных и п од р об н ы х оп и сан и й р усского п р и д в о р н о г о застолья; торж ественных ужинов, з а в т р а к о в її об едо в с соблю дением всего п р и д во р н о го этикета, в р е с то р а н а х , т р а к т и р а х , на р ау тах и т.п. Тем сильнее впечатление о т смерти и м п ер а т р и ц ы Е катер и н ы , вы разительнее об раз смерти, тем острее h н агляднее выявляется торж ество смерти над человеком , весь процесс увядания, отм ирания, процветани я, тленности р о с к о ш и 6 Та м же, с. 21. 7 Та м же, с. 19.
90 JI. P о ж e к и кр а т к о в р е м е н н о с т ь человеческой памяти о заслугах человека: „Об им п ер атри ц е почти все совершенно забыли на третий день п о сле кончины . Если кто из стариков начинал вспом инать вслух к а ки е -ли б о у м илительны е черты х арактера матушки или события ее ц а р с тв о в а н и я , на него смотрели со скукой. Успели надоесть такж е а н е к д о т ы и сплетни, неизбежно связанные с переходом престола; за нескол ько дней все было п ереж еван о”8. Ц и ти р ован н ы е выше тр а у р н ы е действия, связанные с тради ц и он н ы м видом о б щ ествен н о й смерти и, одн о вр ем ен н о соответствующего этим п рои сш естви ям д в о р ц о в о г о этикета, о сн о ван н ого в больш ой степени на р е л и гиозном ритуале, относятся к моделям, установленным прочно в л и т е р а т у р н о й тр а д и ц и и до 1914 года так назы ваем ой смерти обще ственной. Всякие тр ан сф ор м ац и и , м одиф икации, каки е п р о и с х о д и ли в р а м к ах этого ф ундам ен тального образа, не изменили его на п р о тя ж ен и и целых столетий. И нет такой уверенности, что это т т р а д и ц и о н н ы й тип смерти должен когда-нибудь исчезнуть. К о н ч и на о б щ ествен н ого человека, в данн ом случае и м п ератри ц ы Е к а т е р и н ы В торой , согласно трад и ц и и , торжественным о б разом д о л ж н а б ы л а менять п ро стр ан ств о определенной общ ественной группы, та к как у м и рала общ ественная личность и смерть наносила удар ц елой общ ности: „На возвышении, огражденном к о л о н н а м и , у с тр ои л и р о то н д у, и с п отолка, наподобие кр углого ш атра, спу с тили бар х атн у ю занавесь с серебряной бахром ой и кистями. Э т о му сооруж ен и ю д а н о было имя: castrum doloris. Рядом на в о зв ы ш е нии все еще о т к р ы ты й лежал гроб императрицы Екатери н ы (...). В о гр о м н о м зале целый день толпились люди (...). Д в о р е ц освещен б ы л слабо и то л ь к о doloris castrum горели огнями бесчисленных свечей. В полутьме, ко лоссальны й зал был величествен н п р е к р а сен (...). По ночам у страи вали сь дежурства п ри дворн ы х к авал ер ов и д а м , оф и ц еро в гвард и и , и собственно всех желавших (...), сп ек т а к л ь в театре нз-за тр а у р а не мог состо яться”9. Элемент д е ж урства у гр о б а переплетается с библейской сценой б од р ство в ан и я в оливковом палисаднике учеников Христа. Однако в описании п о х о р о н и м п ер а т р и ц ы Е катери н ы проявляю тся, кром е тр а д и ц и он н ы х элем ентов оп исания, такж е новые черты о браза смерти, общ ие для оп и сан и я убийства М а р а т а , гибели Л ю довика и Робеспьера - о т вр а т и т е л ь н о с т ь внеш ности мертвеца, типичная, как мы уже о т м е ч ал и для н о во го и зоб раж ен и я смерти - гнусной, о м ер зи тельн о й - сл ож и вш егося на п ро тяж ении д ва д ц а то го века: „Тело и м п е р а т р и цы Е к а т ер и н ы леж ало около недели в опочивальне, а затем пере несено в тр о н н ы й зал. Врачи его н аб ал ьза м и р о ва л и к а к умели. Но 8 Там ж е, с. 53. 9 Там же, с. 57.
умели плохо, и придворны е, ко то р ы е по два р аза в день, вслед за им пер а т о р о м и царской семьей, являлись целовать руку с к о н чавшейся государы н и , бледнели, исполняя этот обряд, и поспеш но отход ил и о т г р о б а ” 10. В ф ило со ф ско й притче-параболе Владимира С олоухина П риго вор, смерть и тленность жизни вы п олн яю т такую же функцию в е р ш и н н о го м о р ал и т ет н о го аргумента, как в А лдан ова Мыслителе, п о с тр о е н н о го полностью на контрастах: жизнь - смерть, мир - корчм а, мир - б о л ьн и ц а, пир - смерть, пир - видения „ с о д о м а ” и „ г о м о р р ы ” , смерть - ка р ти н ы рая, ран и описания болезненны х извр ащ ений, уродливы х зрелищ. См ерть в произведении С о л о у х и на это прежде всего смерть м едикализированная, смерть в б о л ь н и це, в одиночестве, часто даже без участия родных. П оэтому р о с пись мелких и крупных изуродований и чудовищ, б ол ьн и чн ого л е чения, исследований, человеческих страдан ий, больничны х о с м о т ров, со по ставл ен н ы е с кар ти н ам и рая, занимает в Приговоре С о л о ухина ц е н тр а л ьн о е место: „(...) для художественной в ы р а з и те л ь н о с ти, для сюжета мне надо п оставить своего героя в условиях наи- полнеиш ен р а д о сти жизни, поселить его в раю, со всеми рай ски м и атри б у та м и . Значит, где же я выберу место для та к о г о рая, если не в Грузии и не на берегу теплого моря? Какое время я возьму для рая, если не п рим орский сентябрь? И могу ли я, поселив с в о его героя в раю , оставить его без Евы?” 11. В и з б р а н н о м нами тексте Солоухина имеет свое вы раж ение (Mésèglisè) живое воспом инание утраченного рая. Оно появится н е ско л ько раз как напоминание, что-то вроде удвоенного зн ака н о стальгии и внутреннего возрождения: „Неужели какая-то б о р о д а в ка ж алкая на коже бедра может затм и ть для нас эту жизнь? М оре, небо, деревья «Изабеллу», тебя, наконец. Рай, и вдруг - б о р о д а в ка! (...). С а м а я скоротечная ф орма р а к а ” 12. А н а л и з текста Солоухина вы являет особенность соблю дения а вт о р о м укоренивш ихся в л и тер ату рн о й традиции р а з р а б о т к и м о тива ars moriendi - узловых элементов образа смерти, х а р а к т е р ного для м ор ал и тетн ы х средневековых описаний. Все к о м п о н ен ты , со ставл яю щ ие каноническую структуру изображ ения смерти, х а р а кте р н у ю для ф и лософ ской п ри тчи -п араб олы , попытаемся вы д е ли ть в Приговоре по ходу нашей интерпретации. С об л ю д ая к а н о ническую структуру м ор ал и тета, Солоухин отк р ы ва е т в своем п р о изведении о ко н ч ател ьн ы е экзистенциальные правды, н а п о м и н а е т их, п р и в о д и т в пример для закрепления в памяти. С огл асн о всем 10 Там же, с. 56. 11 В. С о л о у х и н , П р и го во р , М осква 1978, с. 290. 12 Там же, с. 290.
92 JI. P о ж e к отмеченным выше указаниям, смерть в тексте Солоухина, как и в д р у гих м о р ал и тетн ы х произведениях, приходит к человеку в моменте достиж ен и я своих жизненных целей, для всех она о д и н ако ва, для всех так же ж естока. Значима лиш ь та микроскопическая р азн и ц а, с к о т о р о й разн ы е люди уходят из жизни. С мерть р а зр еш ает взять с со б ой один грош , поэтому все алчные, жадные кажутся несчаст ными шутами перед обликом смерти. Не спасает от смерти эп и куреизм и невн и м ательн ость к проблемам смерти даже настоящ их лю б ител ей пожить. Для персонаж а-рассказчика, к о т о р о г о п о с т и г а ет см ертельн ы й у д а р -п р и го в о р в самый радужный момент, в и д и л л ической о б стан о вке, смерть кажется „громом из ясного неба (...). Среди о б и л ь н о г о пира жизни настигает тебя стрела м о я ” 13, - г о в о р и т С олоухи н . Эта библейская фраза красной нитью связы вает т а к о е же ф илософ ское послание, звучащее в Мыслителе А л д а н о ва , в к о т о р о м смерть такж е застала Екатерину, лю бительницу жизни, за вы полнени ем прави тельствен н ого д олга. Следующий ка н о н и ч ес кий узел м о р ал и т ет н о г о об р а за смерти в Приговоре это искушение сатаны , ч то б ы восп о л ьзо ваться роскош ью жизни, не об ращ ая в н и м ания на появивш ую сю смертельную угрозу, и из-за этой л е г к о мысленности приблизить свой конец: „Однако я отнюдь не б роси л ся на а э р одр ом , или хотя бы в какую-нибудь батумскую п о л и к л и нику, или хотя бы к врачу в санатории, а поехали мы в верхнюю А д ж а р и ю на поиски «Изабеллы ». Потом еще целых две недели к у пались, потом я полетел на декаду русской поэзии (...). А в о з в р ативш и сь, вскоре уехал опять (...). Объясним а ли такая беспеч но сть?” 14. Едва, герой, врач-грузин, поставивш ий д и агн оз, сатана и мир, путешествия, смерть и время - это аллегорический с об и рательн ы й о б р а з -п о р т р е т „вечных” странников. Так как смерть в Приговоре является м ед н кал н зи р о ван н о й , скрываемой в больнице, сцены, свя занны е с эпизодам и исследований, с лечением, перемещены в б о л ь ницу, в асептический мир гигиены, медицины и осо б ого рода м о р а л ьн о с ти , не р а с п о зн ав а ем о й сразу. Э тот мир, по мнению Ф и л и п п а А р ь е 15 о б л а д а е т идеальной моделью и особым р е ж и м о м -р и туалом : „Я долж ен был явиться со своей бумаж кой в реги стратур у (первы й зах ваты ваю щ и й зубец машины) и, захваченный этим п е р вым зубцом, н ачал бы перемещаться и ко л о вр а щ а ть ся по к о р и д о р а м , п ока в конце ко н ц о в машина не разж ала бы своих крепких р ы ч а г о в ” 16. С тех пор больн и ц а становится для героя С олоухи н а 13 Там же, с. 292. 14 Там же. 15 Там же, с. 299. 16 Там же, с. 300.
убежищем, что м ного раз подчеркивается в тексте Приговора. Б ол ьн и ц а - это место о д и н око й смерти, без близких, без р е л и г и о з ного р и ту а л а , п о п у л яр н о й в л и тературе со второй п ол о ви н ы н а ш е го века. Б о л ьн и ц а - это ад и чистилище, о чем откры ты м текстом говори тся в Приговоре: „Н аправление было дано в «К аш ирку», в институт Блохина, то есть из всех возможных раковых мест в са мое р а к о в о е место (...) - «К аш ирка» - это чистилище и ад, вместе взятые. Не д ай Б ог попасть в общий п о т о к ” 17. Хотя место д е й ст вия перемещается в больницу, сам художественный образ смерти, за и м с т во ва н н ы й о т средневекового р елигиозного м оралитета, о п и сывается при п о м ощ и тех же самых литературны х эпизодов-схем, с им волов, м етафор, об р азов, мотивов, об р азов-соответстви й . О д ним из них является цвет, развивающийся утром, увядающий в обед, засы хаю щ ий вечером. Т акое же символическое значение имеет о б р а з-п а р а л л е л ь падаю щ их с деревьев листьев. Э то т символ к р а т ков рем ен н о сти , скоротечности человеческой жизни в „ К а ш и р к е ” н а п о м и н ается изречением: „у нас люди хиреют - а цветы ж и р е ю т ” 18, но такж е и о браз жиреющего от радиации цвета, по п р и н ципу к о н т р а с т а , является символом смерти. И так, к а р ти н а б о л ь ницы, ка к чистилищ а и ада, райские сцены, библейский мотив в и н о гр а д а „ И з а б е л л ы ” - символа рай ского вкуса жизни, ночная м о ли тв а, м о рал и т ет н о е о б ращ ение к Богу перед смертью, мотив ед и нения с Богом во сне-видении, в котором герою приснился н а д м о ги ль н ы й кр ест видение ан гела-хран и теля-м едсестры В а л ьк и рии, а такж е ф инал произведения, напоминаю щ ий сцену измены Христу его учеников в оливковом палисаднике, когда они п о к и н у ли Х ри ста, не бодрствуя при нем в самых тяжелых моментах его стр а д ан и и , п р и в о д я т ан алоги ю с религиозным м оралитетом. Ф и нал Приговора являет собой м ногозначащ ий символ. Он прежде всего в скр ы вает художественный прием „подраж ания страстям Х р и с т о в ы м ” , к о т о р ы й расслаивается на отдельные, м и ниатю рны е эп изо д ы -соо тветстви я библейскому описанию: раздевание героя п е ред опер ацией н а п о м и н а е т обмы вание ран Христу, б ор од ав ка на бедре - это ан а л о ги я к ранам Христа, это знак-сим вол Х ристовы х ран. И зм ена Евы, забы вш ей б о д рство в ать в нужде вместе с героем, н а п о м и н а е т измену учеников Христа, сцену единения с Б огом, в и дение а нгела-х ран и тел я, отсчитывание и оценка своих грехов п е ред смертью, искушение сатан ы - это все отдельные пассажи, сви д етельствую щ ие о стремлении воплотиться в модель страстей Х ри с т о вы х и тр а н с ф о р м и р о в а т ь эти мелкие эпизоды из жизни 17 Там же, с. 308. 18 Там же.
94 Л. Р о ж е к Христа на свою ж и з н ь 19. Т ако е наслоенне-параллель библейских эпизодов на отдельны е сцены из жизни героя Приговора мы как раз и наблю даем в произведении Солоухина. В таком поведении героя Приговора мы усматриваем подраж ание средневековой ф ун д а м е н та л ь н о й модели п одготавли ван и я к смерти, на ко т о р у ю о п и рали сь все науки, готовящ ие умирающего к религиозном у р а с с т а ванию с жизнью. Во всех христианских тр а к т а та х находим поуче ния, экспонирую щ ие значение смерти Христа для ка ж д о го из ум и раю щ их. Т а ки м о б р а зо м , Солоухин на аксиологическом уровне произведения соединяет о браз м ед и кали зн рован н он смерти со средневековым философским тр а к т а то м о смерти. В б ольн и ц е или до м а - ф илософ ия смерти остается та же. П ри м ер смерти скромной, спокойной - pianissimo мы находим в произведении Г аито Г азд ан ова Ночные дороги, а воплощением этой модели п р о щ ан и я с жизнью является смерть бывшей т а н ц о в щицы Ральди, ушедшей из жизни в полном одиночестве, в нищете, без слова ж ал о б ы и сетования на судьбу: ,.Ральди л еж ала на к р о вати во всей своей страш ной, последней неподвиж дности, (...) я зам етил (...), что белое, полное лицо ее почти не и зм ен и л о с ь”20. Этой смерти не присущи торжество и эмфаза. Она проста и вы являет сущность смерти. Родословная ее начинается с Т о л с т о г о че рез М етерли н ка, через Дебюсси и их соврем енного прод ол ж ател я Я нкелевнча.
19 W. W ł o d a r s k i , N a śla d o w a n ie C h rystu sa, Kraków 1987, с. 119. 20 Г. Г а з д а н о в, Ночные до р о ги , Москва 1990, с. 356-357.
