Кевин Уиндл
О воспоминаниях Владимира Кабо
в свете романа Абрама Терца
"Спокойной ночи" и других
публикаций
Studia Rossica Posnaniensia 28, 55-61
1998
О В О С П О М И Н А Н И Я Х В Л А Д И М И Р А КАБ О
В СВ ЕТ Е Р О М А Н А А Б Р А М А Т Е Р Ц А С П О К О Й Н О Й Н О Ч И И Д Р У Г И Х П У Б Л И К А Ц И Й *
THE MEMOIRS OF VLADIMIR KABO IN THE LIGHT OF ABRAM TERTS’S
SPOKOJNOJ NOCHJ AND OTHER PUBLICATIONS
КЕВИН УИНДЛ
ABSTRACT. The memoirs o f the ethnographer Vladimir Kabo, Doroga v Avstraliiu (New York, 1995), describe his childhood in Moscow, his experience as a soldier in the latter part o f World War II, his studies at Moscow State University, his years in prison and labour camp, and his later life as a scholar investigating the anthropology o f the Australian aborigines. The Jewish motif is strongly felt throughout his story. Links with Abram Terts’s (Andrei Siniavsky’s) Spokoinoi nochi and I. Grekova’s Svezho predanie emerge in his account o f his denunciation and arrest in 1949. Kevin Windle, Australian National University, Department o f Modern European Languages, Canberra, ACT 0200, Australia.
В оспоминания э тн огра ф а В ладимира К аб о Дорога в А вст ралию , п о явившиеся в 1995 году в Н ь ю -Й о р к е в небольш ом тираже, пока еще мало известны, хотя их вы соко оценили и покойны й Андрей Синявский, и и з вестный специалист по политическим наукам Гарри Райгби. К ни га без условно заслуживает внимания ш и рокого круга читателей. В ней автор р ас ска зы в ае т о своей жизни и научной карьере, и о том советском о б щ е стве, в к отором он жил до 65-ти лет, затрагивая при этом самые разные, и ногд а и злоб одн евн ы е темы. Его восп ом и нани я о хв аты ва ю т войну, сту денческие годы в М Г У , тюрьму, лагерь, и его профессиональную д ея тельн ость в Институте этнографии А Н С С С Р , где он занимался иссле дова н и ям и об австралийских аборигенах. Среди тем, затрон уты х в книге, выделяется и еврейская тема, хотя она далеко не главная. В его биограф ии , особенно в ранний период, проявляются многие черты , характерн ы е для б иограф ии других людей его поколения из той Отдельные части этой статьи были впервые опубликованы под заглавием The Belly o f the Whale Revisited: the history and literature surrounding a character in Terts ’s „Spo koinoi nochi”, в журнале „Slavonic and East European Review”, 76/1, January 1997. Автор благодарен редакции этого журнала за разрешение вновь воспользоваться этими ма териалами.
56 К. У и н д л же интеллигентской среды. Т ак как книга не пользуется ш и рокой извест ностью, предлагаю сначала краткое изложение ее содержания. После вступительной первой главы, в которой автор г о в о р и т о п о следнем периоде, о его эмигрантской жизни в столице А встрали и , он в о з вращается к предыстории своей семьи. Он рассказы вает о молодости о тц а и матери, которы м он посвящает отдельные главы. О б а они были р о дом с юга России, из П ри азов ья, выросли в еврейской среде и оба в м о лодости отош ли от еврейской религии и вступили в р ев ол ю ци он н ое д в и жение. За свою активную револю ционную деятельность они были со с л а ны в архангельскую губернию , где им пришлось сидеть несколько лет. Поскольку они примкнули к меньшевистскому крылу соц и ал -д ем о к р а тов, после револю ци и они не могли занимать каких-нибудь видных п о стов. Н о отцу удалось посвятить свои силы и энергию науке. В течение многих лет он читал лекции по истории народов Азии в новом У н и в ер ситете трудящихся востока. Их дети росли в Москве. П ервы е годы войны семья провела в э в а куации на Алтае, но последний год войны В ладимир Р аф аилович провел в армии. Он воевал на фронте в боях на терри тори и П ольш и и прин и м ал участие в штурме Берлина. Вернувшись домой в 1945 г., он поступил на истфак М Г У , где он учился вплоть до ареста в 1949 г. по доносу. К о б стоятельствам ареста я вернусь чуть позже, так как тема доносительства такж е объединяет те произведения, о которы х пойдет речь, а пока скажу, что со своим приятелем Ю рием Брегелем он получил десятилетний срок за антисоветскую деятельность. С рок он отбы вал в тех же самых а р х а н гельских местах, где при царе были в ссылке его ро д и те л и -р е в о л ю ц и о неры. У словия жизни и р аб о ты в лагере были у него не самые тяжелые. Н а лесоповале он не бывал, а раб отал в плановой части, как он сам г о в о р и т „ п р и д у р к о м ” (с. 201), и имел доступ к самым разны м книгам и в о з можность углубить свои знания истории. Д о м о й он вернулся в августе 1954 г., так же как и его друг Брегель, отсидев пять лет, и тогд а в озобн ови л свою деятельность в университете. Был р еаби ли ти ров ан в августе 1956 г. Он получил диплом и потом з а кончил аспирантуру. С этого момента и начинается та научная деятель ность, о к оторой он мечтал. С н а ч а л а он р аб о тал в Л енинграде, потом в Москве. Н ачал ась и семейная жизнь; он женился и вскоре родилась единственная дочь, Елена. М н ого лет В ладимир Р аф аилович занимался в опросам и истории и культуры первобы тного человека, писал исследова тельские р а б о ты , в частности о коренных жителях А встрали и , которы х он н икогда не видел. Н есмотря на это обстоятельство, он стал одним из ведущих советских специалистов в этой области этнографии. Т о л ь к о в 1990 г. он получил возмож ность выехать в столицу А в стралии по п риглаш ению А встрали й ского н ац и он ал ь н ого университета. В А встрали и он впервые п ознакомился с лицами абори ген ского п роис
хождения, с п ерв обы тн ы м и лю дьми, о которых он давно писал. В А в с т р а лию он приехал вместе со второй женой, Еленой В и кторовн ой Говор (первая жена умерла в 80-е годы), и в 1992 г. в К ан берре у них родился сын Р афаил. Е врейский мотив, хотя и присутствует с самого н ач ала в рас ска зах о род ителях, остается на втором плане. Н евольно вспоминаю тся и з вестные слова из р о м а н а И льф а и П етрова Золот ой т е л е н о к : „Евреи есть, а в о п р о с а нет” . В главах, посвященных детству в М оскве, первое место з а н и м а ю т д р у г и е тем ы . Вся семья, п о -в и д и м о м у , ж и л а жизнью м о с к о в с к о й и н т е л л и г е н т н о й семьи, в к о т о р о й рел и гия не и г р а л а рол и. Р о д и т е л и В л а д и м и р а и его сестры оста л и с ь евреями т о л ь к о „по н а ц и о н а л ь н о с т и ” . Н а п р а ш и в а ется сравнение с замечательным р о м а н о м И. Грековой Свеж о предание, которы й стал известным только в том же 1995 г., хотя он был написан в 1962 г. Герой, К онстантин И саакови ч Левин, в юные годы не считает себя евреем (в раннем детстве даже не знает этого слова, и немного позже цитирует И льф а и П етрова, считая, что этого вопроса д ействительно нет, что он ушел в прошлое). Он как бы становится евреем, поскольку окруж аю щ и е люди так его называют. Левин, 1917 г. рож дения, то ж е сын преданных делу револю ционеров. И. Левин и К або теряю т близких людей в первые военные месяцы, - у Л еви на младшая сестра п о п а д а ет к немцам под Ж и то м и р о м , на расстрел, и вместе с ней его жена, к о то р а я заявляет, что она тоже еврейского происхождения, хотя это не так. У К або дедушку убиваю т немцы на окраинах Бердянска. В восп ом и н ан и ях К аб о еврейская тема более настойчиво начинает д авать о себе знать, начиная с главы, посвященной военной службе а в тора. Уже по д о р о ге на ф рон т в 1944 г. К аб о испыты вает на себе о т р и цательное о тн ош ен и е н екоторы х своих товарищ ей по оружию к лицам еврейского происхождения - „зловонны е о б лака антисем итизма клуби лись в о к р у г ” (с. 88). Н ем ного позже решив, что „пятый п унк т” станет п о мехой в жизни, он вы б расы вает свою красноармейскую книжку и п р и обретает новую, с новой фамилией - и становится Владимиром М о р о з о вым! О д н ако немного позже, посоветовавшись с родителями, он таким же об р азо м п олучает об р атн о свою первую фамилию. (Родители убедили его, что он поступил очень легком ысленно и что он может за это п о стр а дать после войны , если не раньше). О символике фам илий, об измененных фамилиях и о „с к о б к ах ” в г а зетных статьях послевоенного времени в конце 40-х годов сказано и в (го разд о более тр аги ч н о м ) ром а н е Грековой, где цитируются газетные заго ловки: „проходимец М ал ь н и ков (Мельман); безродны й косм оп оли т Я к о в лев (Х о л ь ц м ан )” (с. 137). А нти сем ити зм послевоенных лет находит отраж ение в главе Универ сит ет , когда он пишет о травле профессоров еврейского происхождения.
58 К. У и н д л Зато в главах, посвященных годам заключения, эти вопросы за н и м а ю т менее видное место. Д ля многих читателей, особенно для п оклонников известного п и с а теля Андрея С инявского (Абрама Терца), самый больш ой интерес п р ед ставят пожалуй те места, в которы х пересекаются судьбы К аб о и С и н я в ского. Их объединяет д руж ба с одной личностью , которая сы гр ал а з л о вещую роль в жизни и будущего этнограф а и будущего писателя и л и тературн ого критика. Это Сергей Григорьевич Х м ельницкий, с которым и Синявский и К аб о дружили уже в ш кольные годы, в конце 30-х годов. И м енн о по его доносу К аб о и Брегель получили десятилетний срок заключения. К аб о посвящает другу детства главу, озаглавленную Герой нашего времени. В ней мы видим м олодого человека незаурядных способностей, блестящего поэта (по словам С инявского, гения), зн атока искусства, з н а тока поэзии, в том числе и запретной. Он, по определению К а б о и С и нявского, - эстет, из интеллигентской еврейской семьи (Кабо); из „ д о ста точно еврейской семьи” (Синявский), но, по-видимому, как и семья К аб о, не из верующих. К аб о п р и в о д и т м н ож еств о п о д р о б н о с т е й о т о м , как он с Хмельницким проводил свободное время, о чем р а зго в ар и в ал и , о том , как Хмельницкий смело затрагивал в р азгов оре самые оп асны е темы. Он заводил зн аком ства во многих кругах, прежде всего среди и н телли ген ции. Знаменательно, что, по словам К аб о, „с началом антиеврейской кампании он стремился расш и рить круг своих знакомых-евреев. П сихо логический р а с ч е т о р г а н о в п онятен: кто же л учш е еврея способен собрать в этой среде нужную им и нф орм ац ию [...] ?” (с. 141). Далее, „в р а з гар е в р е й с к о го п о г р о м а , к о гд а евреев саж ал и по о б в и н е н и ю в н а ц и о н ал и зм е и сионизме [...], Хмельницкий сочинил драму в стихах, главны м героем ее был вождь еврейского народа Моисей и назы валась она И с х о д " . Эту драму он читал всем своим знаком ым-евреям, „чтобы увидеть и услы шать их р е а к ц и ю ” . Синявский (Терц) в своем автобиограф ическом ром а н е Спокойной но чи (1984), в частности в самой нашумевшей главе под заглавием Во чреве кит овом , пишет о том, как и Хмельницкий (в ром а н е С или Сереж а) и он сам были завербован ы орган ам и госбезопасности, чтобы д оносить на знаком ую француженку Элен Пельтье (H élène Peltier). Ч т о б ы о с в о б о диться от своих обязанностей, Синявский передает свой секрет самой Элен и и н с ц е н и р у ет с ней р а з р ы в , весть о к о т о р о м Х м е л ь н и ц к и й , б у дучи более надежным сотрудником орган ов, обязан передать „куда н а д о ” . Таким о б разом Синявский встает на путь внутреннего со п р о т и в ления режиму, подвергаясь тем самым немалой опасности. Р ассказы вая об этом, С и н я в с к и й у п о м и н а е т и о т о м , как в том же 1949 г. по доносу Х м е л ь н и ц к о г о сели в т ю р ь м у К а б о и Б р еге л ь, его б л и з к и е д рузья. Х м ельницкий с х а р а к т е р н ы м д р а м а т и з м о м д о в е р я е т С и н я в с к о м у свой
секрет: „ Н а мне уже два трупа висят. Д в а трупа! Я - у б ий ц а...” (С покой ной ночи, с. 383). В мемуарах К аб о один из „ни в чем не повинных д рузей ” (по словам Х м е л ь н и ц к о г о ) зав ер ш ает свой рассказ о Х м е л ьн и ц к о м сообщ ением о том, что б ы ло д ал ьш е в жизни его бывшего друга. К аб о подроб н о о п и сывает н еорд ин арн ое собы тие в советском обществе, публичное р а з о б л а чение д оносчи ка, кото р о е имело место в М оскве в 1964 г. Н аш умевш ий скандал, вести о котором быстро распростран или сь по столице, привлек в нимание многих людей, хотя теперь, естественно, многие успели об этом забы ть. Об этой истории следует сказать особо, потому что именно в этом эпизоде мы видим главную общественную заслугу К аб о и его друга Бре- геля. Зная, что им грозят самые неприятные последствия, они все-таки реш или выступить публично с разоблачен ием бывшего друга, которы й их посадил в тюрьму. С оветская система высшего о б разов ан и я п ред о ставляла уникальную возмож ность лю бом у человеку на защ ите ка н д и датской диссертации выступить с заявлением о граж данском облике с о искателя. Ученый совет обязан интересоваться не тол ьк о самой д иссер тацией, но и его общественным лицом. Брегель выступил от своего им е ни и от имени К аб о (которы й находился в то время в Ленинграде) и р а с сказал о том, как были состряпаны показания против них в 1949 г. Выступление Брегеля на защ ите имело д овол ь н о больш ой резонанс, хотя, естественно, весть о нем передавалась тол ьк о из уст в уста. Тема д о носительства и сотрудничества с органами и в сталинские времена и в хру щевские опять стала злободневной, ведь не часто о них говорилось на о ф и ци ал ьн ы х мероприятиях. И н и ц и ато р ы этого действия опять п рив л ек ли к себе в н и м а н и е о р г а н о в тем, что они р а з о б л а ч и л и их в е р н о г о слугу, а последствия этого ощ ущ али на себе в течение многих лет. А Х м е л ь ницкий, которы й хоть и получил кандидатскую степень, был исключен из тех интеллигентских кругов, в которы х он до сих пор вращался. Он уехал н ад олго в среднюю А зию в то время, когда уже назревало дело С и нявского и Д аниэля (1966 г.). Тем а соц и альн ого наказания доносчи ка появляется и в повести Ю лия Д ан и эл я И скупление. Это одно из произведений, за которое автор п о л у чил пятилетний срок в лагере. В основе повести лежит история Х м е л ь н ицкого, с которы м Д ан иэль такж е д олго дружил, но у него история из л ож ен а в измененном виде. У Д ан иэля рассказчик, В иктор Вольский, обвинен одним бывш им другом, Феликсом Ч ерновы м , в том , что он на него донес, что именно из-за Вольского Чернов попал в лагерь. Н а самом деле, Вольский в этом не виновен, но никто ему не верит и он не может д о каза ть свою невиновностьч В результате все друзья и зн аком ы е о т в о р а чиваются от него. Он попадает в сумасшедший дом. Известно, что Д ан иэль взял за основу повести именно историю Х м е л ь ницкого, хотя у Д ан иэля она развивается не так, как в действительности.
60 К. У и н д л (Хмельницкий играл важную роль в создании другой повести Д а н и э л я Говорит М осква. И м енн о он придумал основную тему - „день у б и й с т в а ” - и подарил ее Даниэлю). Через 20 лет вся эта история вновь всплыла на страницах заруб еж н ой русскоязы чной печати после публикации в П ариж е Спокойной ночи и п о следующего ответа самого Х мельн и цкого И з чрева кит ова, в к о т о р о м он всем заявляет, что персонаж, обозначенны й в ром а н е буквой С или именем Сережа - это он, Сергей Г ригорьевич Х м е л ь н и ц к и й 1. В п о с л е д о вавшем горячем обмене мнениями стали известны еще многие п о д р о б ности из п рош л ого участников. П ош ли и л ож ны е обвинения п ротив Синявского. (Но это - отдельная история). В скандале, которы й разразился вокруг фигуры Х м ел ьн и цк ого, не х о телось бы выделять какой-нибудь „еврейский м о т и в ” , прежде всего п о тому, что соверш енно ясно, что участники такими категориями не мыслят. Ими движут совсем другие соображ ения, такие, как п равда и о б щ ес тве н ная справедливость или защ ита своей собственной репутации. О п ять „евреи есть, а вопроса (почти) нет” . И нтересно, однако, что еди нствен ный участник нееврейского происхождения пиш ет об этом под н а р о ч н о еврейским псевдонимом - А б рам Терц. (К стати, его б ывш ий д руг Х м е л ь ницкий, комментируя в 1986 г., как автор и зобразил его в Спокойной ночи, намекает, что за этим портретом якобы скрывается н екоторы й антисемитизм со стороны автора, хотя, судя по всему, в т о т период ко гд а они дружили, этот вопрос вообщ е не возникал). Что касается темы доносительства, то она не исчерпывается историей К а б о и Х м е л ь н и ц к о г о . О н а в о з н и к а е т и в д р у г и х местах: К а б о в гл а в е о войне, рассказы вает о том, как и его вербовали в доносчи ки в 1944 г. Он получил приказ от офицера орган ов госбезопасности передавать ему содержание р азго в о р о в других солдат. Он этого не делает, и, как ни странно, его оставляю т в покое, заб ы ва ю т о нем в военной неразберихе. Подобны й, очень важный момент мы видим и в романе Грековой, но с б о лее траги ч н ы м исходом: майор М Г Б Авдеенко оказы в ает д авление на Ю ру Н естерова, чтобы то т стал передавать ему и нф орм ац ию об о к р у ж а ющих его людях; Нестеров отказывается, не верит, когда Авдеенко с о об щ ает Нестерову, что его лучший друг Костя Левин „оказался не так и м т р у д н ы м ” (Свеж о предание, с. 170). У слыш ав такую лож ную д и с кр ед и тац и ю своего друга, Нестеров тут же кидается на следователя с кулаками и за это сразу попадает в тюремную камеру. В заклю чение хочется сказать, что в оспоминания К аб о п редставляю т собой важны й д окум ент о советской эпохе, которы й освещ ает самые р а з ные аспекты жизни этого периода и затрагив ает многие коренны е в о п р о сы. Здесь п ер еп л ета ю т ся м оти в д о н о с и т е л ь с т в а , мотив р а з о б л а ч е н и я 1 См.: „Двадцать два” 1986, №48, с. 151-187.
(ложное р азо б л ач ен и е антисоветчиков; разоб л ач ен ие настоящ его д о н о с чика) и еврейский мотив. Если читать эти мемуары вместе с р о м а н а м и С и н яв с к о го -Т ер ц а и Грековой, получается нечто вроде три л оги и разн ы х ав торов на сходные темы, в которой судьбы людей од ного поколения разви ваю тся, идут параллельно, а то и пересекаются.
