и с
T
O
P I
я
РУССКО Й С Л О ВЕС Н О С ТИ ,
Д Р Е В Н Е Й и н о в о й .
Ь М ' 5у ;
И С Т О Р ІЯ
Д Р Е В Н Е Й и Н О В О Й .
С О Ч И Н В Н І ЕА . Г а л а х о в а .
И 3 Д А Н I Е Т Р Е Т Ь Е .т о м ъ II.
Отъ Карамзина до Пушкина.
Рекомендовано У чепьш ъ Комитетомъ Министерства Народнаго Просвѣ- іденія, к а к ъ пособіе для гимназій и прогимназій. М О С К В А . Изданіе книж наго м агинаВ . В. Думнова подъ фирмою „Наел. брат. Салаевыхъ“ 1 8 9 4 .Ткпографія М. Y r y d a n o г t l u b l s l ó w
Б. U. W,
b
Г. Волчаиинова, Болып. Чернышевскій пер., домъ Пустошкина. противъ Атлійской церкви.77
НОВЫЙ ПЕРІОДЪ.
П. ОТЪ КАРАМЗИНА ДО ПУШКИНА.
(Ц А РС ТВ О В А Н ІЕ АЛЕКСАНДРА I).
§ 1. Въ образованіи характера Карамзина (1766 — 1826), его взгляда на вещи и споеобовъ къ дѣятельности участвовали различ- ныя силы и обстоятельства. Первое мѣсто принадлеж ать, конеч но, ириродѣ, надѣлившей его рѣдкою чувствительностью, которая обнаружилась въ немъ съ дѣтства и не покидала его до смерти. По собственнымъ признаніямъ, онъ въ юношествѣ былъ чувстви- теленъ, какъ младенецъ; въ возрастъ мужества, мечтательность составляла его неизлѣчимую болѣзнь; на склонѣ лѣтъ, онъ так же любилъ предаваться меланхоліи и, читая романы, не могъ удерживать своихъ слезъ. И въ романической исторіи: «Рыцарь нашего времени» (1802 — 1803), на которую надобно смотрѣть какъ на автобіографію первыхъ лѣтъ жизни, къ сожалѣнію, не конченную; и въ прозаической элегіи: «Цвѣтокъ на гробъ моего Агатона» (1793), представляющей автохарактеристику; и въ пись- махъ къ друзьямъ Карамзинъ постоянно выставлялъ расположеніе своего духа къ грусти и мечтательности. Онъ не стыдился сво его врожденнаго дара, хотя и придавалъ ему иногда патологиче ское значеніе; напротивъ, онъ какъ бы гордился имъ и любилъ давать ему пищу, находя въ немъ источникъ разнообразныхъ нріят- ностей. Мы должны отмѣтить эту неизмѣнную, яркую черту его нрава, такъ какъ безъ нея остались бы необъясненными многія явленія въ его жизни и дѣятельности. Преобладающая наклонность природы развилась нотомъ подъ вліяніемъ романовъ, которые Карамзинъ нашелъ въ библіотекѣ своего отца и которые доставили ему первое знакомство съ лите ратурой. Чтеніе оказалось полезнымъ для образованія нравствен- наго чувства, представивъ отроческому понятію тождество добро- Ист. рус. лит. Т. 2. 1дѣтели и красоты, порока и безобразія. Какъ это чувство спаси тельно въ жизни, какою твердою опорою служить оно для доброй нравственности — нѣтъ нужды доказывать: таковы слова самого Карамзина, у котораго мысль о безвредномъ дѣйствіи романовъ перешла потомъ въ убѣжденіе ’). Вторымъ періодомъ образованія Карамзина, послѣ первоначаль- наго домашняго ученія, надобно считать его ученіе въ пансіонѣ Ш адена, профессора фплософіи въ московскомъ университетѣ. Здѣсь онъ обучался иностраннымъ языкамъ, слушалъ уроки нравствен ной философіи, которую преподавалъ самъ Ш аденъ и вмѣстѣ съ другими пансіонерами посѣщалъ лекціи профессоровъ. По выходѣ изъ пансіона, Карамзинъ думалъ довершить свое образованіе за границей, въ лейпцигекомъ университетѣ, который славился сво ими преподавателями, и гдѣ обучались многіе русскіе. Это намѣ- реніе не исполнилось 2), и Карамзинъ поступилъ на службу въ гвардію (1781). Ко времени пребыванія его въ Петербургѣ отно сятся первые его литературные опыты. То былп переводы съ нѣ- мецкаго: «Разговоръ Маріи Терезіи съ русскою императрицею Ели- саветою въ Елисейскихъ поляхъ» (1782) и «Деревянная нога, идил- лія Геснера» (1783). Независимо отъ общераспространенной въц ар- ствованіе Екатерины любви въ словесности, на Карамзина дѣй- ствовалъ и примѣръ его земляка и друга, И. Дмитріева, служив- шаго тоже въ гвардіи, мелкіе переводы котораго печатались въ тогдашнихъ журналахь. По смерти отца своего, Карамзинъ вы- шелъ въ отставку и уѣхалъ въ Симбирскъ для устройства дѣлъ по наслѣдству. Здѣсь онъ началъ вести разсѣянную жизнь и поль зоваться успѣхами въ провинціальномъ обществѣ, благодаря своимъ талантамъ и образованности. И. Тургеневъ, находившійся тогда въ Симбирскѣ, жалѣя о напрасной тратѣ времени даровитымъ человѣкомъ, уговорилъ его ѣхать съ нимъ въ Москву, куда они и прибыли 1785 г. Въ кругу Новикова, тѣсно связаннаго съ Тургеневымъ общно стью понятій и намѣреній, прошелъ третій, весьма важный пе- ріодъ умственно-нравственнаго воспитанія Карамзина (1785 — 1788). Этотъ кругъ, притягивая къ себѣ даровитую молодежь, по- ручалъ ей полезныя литературныя работы и старался направить ея мысль въ серьезнымъ предметамъ природы и человѣческаго духа. Главнаго устроителя мистико-масонскихъ дѣлъ, Ш варца, уже не 1) о книжной торговлѣ и любви к ъ чтенію в ъ Роесіи (1802). 2) Сожалѣніе объ этомъ выражено в ъ ппсьмахъ русскаго путешественника: «Воображая, к акъ бы я могъ провести т ѣ лѣта, въ который образуется душ а н аш а, и какъ я ировелъ н х ъ, чувствую горесть въ сердцѣ н слезы в ъ глазахъ».
<было въ живыхъ, но его имя и ученіе хранились, какъ священный завѣтъ, въ дупіѣ переж ивтихъ его одномысленниковъ. Между со трудниками Карамзина нашлось нѣсколько лицъ, съ которыми онъ завязалъ короткую дружбу. Ближайшимъ къ нему человѣкомъ былъ А. А. Петровъ (f 1793), изображенный имъ въ элегіи: «Цвѣтокъ на гробъ моего друга Агатона» и частію въ повѣсти: «Чувстви тельный и хладнокровный» (1803), подъ именемъ Леонида. По отзыву И. Дмитріева, Петровъ обладалъ замѣчательнымъ умомъ, способностью къ здравой критикѣ и свѣдѣніями въ древнихъ и но- выхъ языкахъ. Переводы его помѣщались въ Новиковскихъ журна- лахъ; кромѣ того отдѣльно напечатаны: аллегорическая повѣсть «Хризомандеръ» (съ нѣмедкаго) ииндійская поэма «Баггаватъ-Гита» (с ъ англійскаго). Молодые друзья часто размышляли о высшихъ за- дачахъ метафизики и вмѣстѣ читали классическихъ авторовъ. На- ставленіямъ Петрова, его разборчивому вкусу Карамлинъ былъ обязанъ развитіемъ чувства изяіцнаго. Вообще послѣдній смотрѣлъ н а своего Агатона, какъ на руководителя въ изученіи разныхъ предметовъ, какъ на старшаго но знаніямъ и по благоразумію. Другой пріятель Карамзина, А. М. Кутузовъ, переводчикъ Мес- сіады, умеръ въ Берлинѣ (1789), гдѣ проживалъ агентомъ москов- скихъ масоновъ, которые черезъ него сносились съ своими нѣмец- кими братьями и подучали свѣдѣнія о новыхъ движеніяхъ въ ор- денѣ. Карамзипъ называетъ Кутузова жертвою печальныхъ об- стоятельствъ, человѣкомъ воображенія пасмурнаго и характера ме- ланхолическаго, вѣроятно потому, что мысль его, стремясь къ рѣшенію важнѣйшихъ задачъ нашего существованія, не находила на нихъ отвѣта ни въ системѣ матеріалистовъ, которыми онъ увлекался наравнѣ съ своими заграничными товарищами—Ушако- вымъ и Радищевымъ, ни въ ученіи мистико-масонскомъ, которому онъ предался въ кругу Дружескаго общества. Нѣсколько времени Ка- рамзинъ жилъ въ одномъ домѣ съ Ленцомъ, нѣмецкимъ поэтомъ того періода. исторіи литературы, который извѣстенъ подъ именемъ «Sturm-und Drang Periode». Въ эпоху своего нравственнаго упад ка, причпненнаго неудачею въ любви и оскорбленнымъ самолю- біемъ, Ленцъ пріѣхалъ въ Москву, гдѣ и умеръ (1792) у одного изъ членовъ Новиковскаго кружка, давшаго ему нріютъ въ своемъ домѣ. Б езъ сомнѣнія, Ленцъ произвелъ сильное вліяніе на Карамзина и Петрова своими «піитическими идеями», своимъ знакомствомъ съ современною литературою Германіи, особенно своимъ глубокимъ пониманіемъ Ш експира. Чтобы узнать законы изяіцнаго, Карам- зинъ изучаетъ Батте; но когда сужденіе касается Ш експира и во обще драмы, въ немъ является не сторонникъ французской эстети-1*
- 4 — ки, а послѣдователь серьезной нѣмецкой критики, приносившей пол ную дань уваженія геніальному трагику. Въ обществѣ пріятелей Карамзинъ слылъ подъ именемъ Рамзея, которое было дано ему, вѣроятно, въ честь автора «Новой Киропедіи», — сочиненія н а- нисаннаго въ подражаніе Фенелонову Телемаку и бывшаго въ большомъ почетѣ у масоновъ. К акъ въ наставленіяхъ Ментора Темемаку, такъ и въ наставленіяхъ Киру проводятся воззрѣнія полнѣе изложенвыя Рамзеемъ въ «Опытѣ о гражданскомъ прав- леніи». Ш отландецъ нроисхожденіемъ, Рамзей ( f 1743) перешелъ въ католичество по совѣту Фенелона, къ которому обратился, волнуемый религіозными сомнѣніями. Онъ жилъ въ Парижѣ, какъ воспитатель сыновей претендента, Якова II I, былъ гросс-канцле- ромъ французекихъ масонскихъ ложъ и написалъ разсужденіе о братствѣ, первый пустивъ легенду о его ироисхожденіи, будто оно возникло въ обѣтованной землѣ, въ эпоху крестовыхъ походовъ, и начально имѣло дѣлію вновь сооружать разрушенные сарацинами христіанскіе храмы. Н е одни друзья принимали участіе въ серь езной любознательности Карамзина. Обративъ вниманіе на физіог- номику, онъ вошелъ въ переписку съ Лафатеромъ и просилъ у него отвѣта на вопросъ о всеобщей цѣли человѣческаго бытія. «Дружеское общество» поручало воспитаниикамъ московскаго уни верситета и другимъ образованнымъ молодымъ людямъ переводы сочиненій религіозво-философскаго содержанія, противоположна™ духу французскаго энциклопедизма, который въ то время по пре имуществу полонилъ умы. Надолго Карамзина выпалъ переводъ Гал- леровой поэмы: «О происхождении зла» (1786)—вопросъ, сильно за- нимавшій богослововъ и метафизиковъ. Стихи подлинника пере ложены прозой. Нѣсколько нримѣчаній переводчика выказываютъ, съ одной стороны, его наклонность къ идиллической мечтатель ности, съ другой— его знакомство съ литературою христіанской дог матики. «Галлеръ», говорить онъ въ одномъ мѣстѣ, «иредлагаетъ здѣсь такую истину, которой мы не найдемъ во множествѣ томовъ сочиненій нынѣшнихъ молодыхъ теологовъ». Нѣсколько статей пе реведено Карамзинымъ съ нѣмецкаго изъ „ПІтурмовыхъ размышле- ній о дѣлахъ Вожіихъ въ царствѣ натуры и провидѣнія, на каждый день года, и бесѣдъ съ Богомъ, или размышленій въ утренніе и вечерніе ч асы » !). Въ теченіи четырехъ лѣтъ (1785— 89) Новиковъ при Московскихъ Вѣдомостяхъ издавалъ «Дѣтское Чтеніе». Карам зинъ работалъ дла этого изданія вмѣстѣ съ Петровымъ. Онъ номѣ- стилъ въ немъ нѣсколько оригинальныхъ статей (важнѣйшаяизъ нихъ 1) Полный переводъ этого періодическаго изданія вы ш елъ въ 12 ч. (1787—89).
— «Прогулка») и переводы «Деревенскихъ вечеровъ» (Ж анлисъ), драмы: «Аркадскій памятникъ» (Вейсе), Томсоновыхъ временъ года и пр. Хотя самъ переводчики, назвалъ свои труды «учени ческими», однакожъ они не остались безъ вліянія на послѣдующую его дѣятельность. Касательно языка, «Дѣтское Чтеніе» справедливо называютъ «дѣтскою школою» Карамзина, въ которой вырабаты вался его слогъ; касательно содержанія, переводы его заключа- ютъ въ себѣ многія мысли и чувства, которыя потомъ встрѣчаются въ собственныхъ его сочиненіяхъ. О переводахъ «Юлія Цезаря», тра- гедіи Ш експира (1787), съ французскаго Летѵрнерова перевода, и «Эмиліи Галотти», трагедіи Лессинга (1788), съ нѣмедкаго, было упомянуто при обзорѣ нашего знакомства съ англійской драмой въ эпоху Екатерины II. Дѣйствительность вліянія, произведеннаго на Карамзина обще- ствомъ Новикова, не подлежите сомнѣнію. Существенная его поль за состояла въ прочномъ закалѣ мысли, державшейся на серьез- ныхъ занятіяхъ, на обсужденіи предметовъ, которые по своей важ ности всегда обраіцаютъ на себя вниманіе даровитой любознатель ности. Въ тотъ періодъ жизни, когда умъ большею частію исто щ аете свои силы на трудахъ маловажныхъ, или безъ надежнаго руководства переходите отъ одной дѣятельности къ другой, останав ливаясь на каждой поверхностно и ни къ одной не привязываясь искренно, — въ этотъ самый періодъ Карамзину была указана до стойная сфера человѣческаго знанія. Карамзинъ охотно вошелъ въ нее и непраздно оставался въ ней, хотя потомъ и сдѣлался ея отщепенцемъ, такъ какъ она рѣшительно не подходила ни къ ха рактеру ею чувства^ ни къ складу его познавательной способно сти, не любившей ни въ чемъ темноты. Въ 1789 г. Карамзинъ отправился за границу, гдѣ и пробылъ полтора года. Для покрытія путевыхъ издержекъ, онъ передалъ старшему брату въ управленіе свое имѣніе и получилъ отъ него въ счетъ будущихъ доходовъ 2,000 руб. Цѣлью путешествія было— «видѣть природу въ ея разнообразіи, видѣть великихъ мужей, ко- торыхъ творенія сильно дѣйствовали на чувство», и тѣмъ по возможности восполнить недостатокъ высшаго образованія, такъ какъ намѣреніе пріобрѣсть его слушаніемъ лекцій въ лейпцигскомъ университетѣ не состоялось. ІІутешественникъ былъ отлично под- готовленъ къ тому, чтобы съ успѣхомъ воспользоваться загранич ною жизнію. Знаніе иностранныхъ языковъ, разнообразный свѣ- дѣнія, обширная начитанность, познакомившая его съ литерату рами самыхъ цивилизованныхъ странъ Европы, нравственная вы держка въ Новиковскомъ кругу замѣтно возвышали его не только
— 6 — надъ сверстниками, но и надъ людьми болѣе зрѣлыми. Едва ли кто другой въ то время могъ похвалиться такимъ обиліемъ дан- ныхъ — и природныхъ, и благоиріобрѣтенныхъ. Читая загранич- ныя письма Карамзина, которыя онъ шісалъ въ Москву къ семей ству короткихъ друзей своихъ, Плещеевыхъ, и которыя потомъ явились въ печати подъ названіемъ «Писемъ русскаго путеше ственника», нельзя не удивляться, съ одной стороны, количеству прочтенныхъ имъ сочиненій на русскомъ и иностранныхъ язы- кахъ, а съ другой— вѣрности многихъ сужденій, и въ наше время сохраняющихъ свою цѣну. А между тѣмъ ему было 22 года—воз- растъ только что кончявшаго курсъ студента. Карамзинъ посѣтилъ Германію, Швейцарію, Францію и Англію. Каждая изъ этихъ странъ представляла ему особенный, такъ ска зать, спеціальный, интересъ для наблюденій. Непосредственнымъ знакомствомъ съ мѣстами и лицами повѣрялъ онъ впечатлѣнія, вынесенныя имъ изъ чтенія книгъ, или сформировавшіяся въ его умѣ подъ дѣйствіемъ воображенія. Германія привлекала его, какъ стра на литературы, съ которою онъ освоился больше, чѣмъ съ другими литературами. Ему пріятно было увидѣть лицемъ къ лицу зна- менитыхъ ученыхъ и поэтовъ, которыхъ сочиненія онъ читалъ и переводилъ. Карамзинъ питалъ къ нимъ искреннее уваженіе; по ха рактеру сочиненій думалъ заключать о характерѣ авторовъ; на самой дѣйствительности желалъ провѣрить свои заочные выводы. Это желаніе, накоиецъ, осуществилось; эта повѣрка сдѣлалась возможна. Легко понять радость Карамзина во время его иутеше- ствія по Германіи, гдѣ жилп и дѣйствовали его литературные ку миры. — Другой интересъ находилъ Карамзинъ въ Ш вейцаріи— «странѣ живописной натуры, свободы и благополучія». Хотя и здѣсь жили привлекательныя для него личности: Боннетъ— «фило- софъ съ чувствомъ», что, во мнѣніи путешественника, служило наи лучшею похвалою философіи, и Л афатеръ, съ которымъ онъ за- велъ переписку, работая для Дружескаго общества, и который по этому называлъ его своимъ «московскимъ пріятелемъ»; но не этимъ собственно нравилась ему Ш вейцарія. Она плѣняла его, какъ царство наивной, согласной съ природою жизни человѣковъ. Въ ней онъ видѣлъ новую Аркадію, осуществленіе мечты о не- возмутимомъ счастіи пастуховъ и пастушекъ. Картина патріархаль- ной простоты восхищала его издавна. Во наклонности къ пасто ральному сантиментализму, онъ любилъ читать описательное сти- хотвореніе Галлера «Альпы» и въ примѣчаніи къ переводу поэмы «О происхожденіи зла» жалѣлъ, что мы уклонились отъ первобыт ной невинности и гордимся мнимою цивилизаціей. То же
сожалѣ-ніе, хотя нѣсколько охлажденное, встрѣчаемъ въ «ГІисъмахъ»: «Для чего не родились мы въ тѣ времена, когда всѣ люди были па стухами и братьями? Я съ радостію отказался бы отъ мяогихъ удобностей жизни, которыми обязаны мы просвѣщенію дней на- шихъ, чтобы возвратиться въ первобытное состоите человѣка. Всѣ- ми истинными удовольствіями—тѣми, въ которыхъ участвуетъ сердце и которыя насъ подлинно счастливыми дѣлаютъ—наслажда лись люди и тогда, и еще болѣе, нежели нынѣ: болѣе наслажда лись они любовію, болѣе наслаждались дружбою, болѣе красотами природы». Другимъ источникомъ пристрастія Карамзина къ Швей - царіи было увлеченіе судьбою и сочиненіями Руссо, «женевскаго гражданина». «Величайшій изъ писателей Х У ІІІ в.», какъ онъ на- зываетъ Руссо, имѣлъ значительное на него вліяніе. Въ одномъ письмѣ Карамзинъ описываетъ мѣстечко Кларанъ, гдѣ происходитъ главное дѣйствіе Новой Элоизы, а въ другомъ—островъ св. Петра, гдѣ ея авторъ «укрывался отъ злобы и предразсужденій человѣче- скихъ». Оба описанія проникнуты сочувствіемъ къ Руссо. — Съ противоположными чувствами въѣхалъ Карамзинъ во Францію. Онъ не искалъ здѣсь ни искренности, ни симпатичнаго сердца, потому что не надѣялся найти ихъ. Легкомысленный французскій умъ онъ уподобляетъ мыльному пузырю. ІІритомъ же ему довелось быть въ Парижѣ въ грозное время зачинавшейся революціи, несо гласной съ его чувствами и понятіями. Однакожъ этотъ городъ, со- кращеніе всей Франціи, оставленъ былъ Карамзинымъ къ сожалѣні- емъ и благодарностью. Причина тому— «духъ пріятнаго общежи тия, которое какъ будто для французовъ или французами выдума но, искусство жить съ людьми, обратившееся въ ихъ вторую при роду». Вотъ почему онъ мирился съ тѣмъ народомъ, бѣглому уму котораго, по его словамъ, недоставало зрѣлости, а живому чув ству-и скрен ности и силы.— Цѣня всего болѣе нѣжную чувствитель ность, онъ отнесся антипатично и къ характеру англичанъ, быв- шихъ предметомъ его поклоненія въ отрочествѣ. Но семейственные нравы англійскаго народа, богатство ихъ литературы и науки, крѣиость политической силы и экономическаго быта, ихъ полная всемірнымъ значеніемъ исторіи стояли на виду у образованнаго путешественника и умѣряли его невольную холодность къ странѣ, которую онъ, не видавъ, воображалъ пріятнѣйшею для сердца землею. «Увидавъ же англичанъ,» говоритъ онъ, «отдаю имъ спра ведливость, хвалю ихъ, хотя похвала моя таісъ же холодна, какъ они сами». Воротясь въ Москву (осенью 1790), Карамзинъ рѣшился по святить свои способности и знанія литературѣ. Пребываніе за гр а
-нидей показало ему, какое видное мѣсто занимаетъ въ тамош- немъ обществѣ литераторъ, какъ вліятельна его дѣятельность, не уступающая другимъ родамъ службы па пользу родной страны. Сво- имъ примѣромъ онъ задумалъ отмѣнить у насъ тотъ исконный обычай, по которому дворянинъ былъ обязанъ непремѣнно зани мать какую-нибудь ступень въ административной іерархіи. Онъ хо- тѣлъ быть единственно, исключительно литераторомъ, и потому, отказавшись отъ чиновнаго честолюбія, принялся за редакціюМо- сковскаго журнала, который и издавалъ два года сряду (1791 и 1792). Сочнненія свои, помѣщенныя въ этомъ журналѣ, онъ вы- далъ особою книжкой, подъ названіемъ: «Мои бездѣлки» (1794), въ подраженіе сборникамъ французскимъ и нѣмецкимъ, носив- шимъ скромные титулы «бездѣлокъ», «пустяковъ» и т. п. (baga- telles, riens) (J). Утомленный срочною журнальною работою, онъ перешелъ отъ нея къ изданію литературныхъ сборниковъ (альмана- ховъ). Первый сборникъ—Аглая (2 ч., 1794)—наполненъ одними русскими сочиненіями, преимущественно самого издателя: Цвѣтокъ на гробъ Агатона, Нѣчто о наукахъ и искуествахъ, Островъ Борн- гольмъ; Аѳинская жизнь, Письма Мелодора къ Филарету и Филаре та къ Мелодору, Илья Муромецъ, и др. Въ 1795 г. Карамзинъ ре- дижировалъ смѣсь «Московскихъ Вѣдомостей», сообщая читателямъ разныя мелкія піесы и отрывки, почему либо достойныя вниманія. Сюда входили анекдоты, мысли древнихъ и новыхъ философовъ, статьи изъ натуральной исторіи, краткія описанія малоизвѣстныхъ народовъ и мѣстъ, стихотворенія, свѣдѣнія о новыхъ иностранныхъ книгахъ. За Аглаей слѣдовали «Аониды или собраніе разныхъ новыхъ стихотвореній» (3 кн., 1796—99), по образцу стихотвор- ныхъ сборниковъ, которые подъ именемъ календаря или альмана ха Музъ (Аонидъ), ежегодно издавались за границей и пользова лись болыпимъ успѣхомъ. Аониды наполнены піесами почти всѣхъ извѣстныхъ въ то время стихотворцевъ: Державина, Дмитріева, Хераскова, Капниста, Кострова, кн. Д. Горчакова, самого изда теля. Въ 1798 г. вышелъ «Пантеонъ иностранной словесности» — сборникъ переводовъ съ французскаго, нѣмецкаго и другихъ язы- ковъ. Въ томъ же году Карамзинъ задумывалъ похвальное сло во Петру I. Мысли, долженствовавшая получить развитіе въ этомъ панегирикѣ и сохранившіяся въ записной книжкѣ автора, любо і) И зъ другихъ сочиненій и переводовъ Карамзина, напечатанны хъ въ зтомъ ж урнадѣ, получили в ъ послѣдствіи отдѣльныя изданія: „Мармонтелевы новыя повѣсти" (2 ч., 1794 и 1798), „Лизинъ прудъ“ (2797), „Письма русскаго п у те ш ественника" (6 ч., 1797— 1801).
образователя Россіи. К ъ 1801 году относится «Пантеонъ россій- скихъ авторовъ», содержащій въ себѣ краткія характеристики на- шихъ писателей, отъ пѣвца Вояна до Ломоносова включительно1) и къ 1802 «Историческое похвальное слово Екатеринѣ II». Исчисленные труды доставили Карамзину почетную извѣстность: онъ сдѣлался любимцемъ читающей публики; для нѣкоторыхъ его сочиненій потребовались новыя изданія, а нѣкоторыя были переве дены на нѣмецкій языкъ; въ московскомъ литературномъ кругу на зывали его «десятникомъ русской литературы», а Хераскова «ста ростой»; зависть породила многихъ ему непріятелей, бросавлшхъ въ него эпиграммами. Письма Каменева (автора баллады «Гром- валъ») къ Москотильникову (переводчику «Освобожденнаго lepy- салима»), пиеанныя въ 1800 г., знакомятъ насъ съ тогдашнимъ положеніемъ Карамзина въ обществѣ. Каменевъ хвалить крот- кій его нравъ, его доброту и привѣтливость, его начитанность и суждевія о разныхъ писателяхъ, и указываетъ его дружескія связи съ Тургеневыми, бывшимъ въ то время директоромъ университет- скаго пансіона, съ Лопухинымъ, Дмитріевымъ. Молодой, но уже знаменитый литераторъ былъ вполнѣ доволенъ своею судьбою: въ 1801 г. онъ женился на дѣвушкѣ, которую давно зналъ и любилъ 2), отъ трудовъ своихъ онъ имѣлъ все нужное для жизни и не думалъ мѣнять авторскую дѣятельность на какую-либо другую. Въ 1802 г. положилъ онъ основаніе новому журналу: «Вѣстникъ Европы». Та лан та редактора обѣщалъ вѣрный успѣхъ изданію, которому благо- нріятствовало и самое состояние общеевропейскихъ дѣлъ. Аміенскій миръ, успокоивъ умы, развязывалъ правительствамъ руки на внут реннее развитіе, на усиѣхп наукъ и художествъ. Тѣмъ желательнѣе было это развитіе для русской державы, которою правилъ царь, го товый на реформы и нововведенія къ лучшему государственному ус тройству. Сознавая значеніе литературы, какъ общественной си лы, Карамзинъ цѣлью своего журнала поставилъ «содѣйствовать нравственному образованно такого великаго и сильнаго народа, какъ россійскій, развивать новыя, лучшія идеи, питать душу мораль ными удовольствіями и сливать ее въ сладкихъ чувствахъ съ благомъ другихъ людей». Публика оказала ему лестное вниманіе,по свидѣ- тельству самого Карамзина, который тѣмъ не менѣе смотрѣлъ на свое дѣло, какъ на занятіе временное, переходное къ другому, 1) Впослѣдствіи, при 3-ыъ изданін своихъ сочиненій, Карамзинъ приба- вшгъ ещ е нѣсколько хар актер и сти къ. 2) Н а Протасовой, сестрѣ ж ены П лещ еева. — По смерти ея, вступилъ в ъ новый бракъ съ сестрой к н я зя П . А. Вяземскаго.
— 10 — представлявшему для него сильнѣйшій интересъ. Онъ задумалъ написать Русскую исторію, чтобы оставить добрую по себѣ память въ потомствѣ. Ж еланіе его исполнилось. Благодаря ходатайству М. Н. Муравьева, товарища министра народнаго просвѣщенія, получили онъ (1803) званіе исторіографа съ ежегодной пенсіей въ 2000 руб. Такими образомъ въ 1804 г. оканчивается первый, соб ственно-литературный періодъ его дѣятельности: онъ исключительно посвящаетъ свои труды исторической наукѣ, въ первымъ опытамъ которой относятся: «Похвальное слово Екатерин!;», написанное по оффиціальнымъ актамъ, выданнымъ ему отъ правительства, нѣ- сколько статей въ Вѣстникѣ Европы и повѣсти: «Наталья боярская дочь» и «Марѳа Посадница». Рѣш еніе было принято имъ неуклон но, такъ что онъ недозволялъ себѣ развлекаться ни литературой, столько имъ уважаемой, ни другими видами и побужденіями, столько приманчивыми для обыкновеннаго честолюбія. Онъ отка зался отъ предложеній занять каѳедру, сдѣланныхъ ему, какъ чле ну московскаго университета, совѣтами университетовъ дерптсваго и харьковскаго (1803 и 1805), находя профессорскую должность «неблагопріятною для таланта» и трудно-совмѣстимою съ выполне- ніемъ той мысли, которая давно занимала его умъ и душу. Сочи- неніе русской исторіи достойной русскаго народа, достойной цар- ствованія Александра, приняло въ его совѣсти силу внутренняго, не- преложнаго обязательства, сдѣлалось задачею, подвигомъ, значе- ніемъ всей его жизни. Письма Карамзина къ Муравьеву (1803— 1807), которому онъ былъ обязанъ возможностью написать исторію, «не варварскую и не постыдную для царствованія Александра I» , представляютъ от- четъ о постепенномъ движеніи работы. Сочувствуя полезному дѣлу, товарищи министра облегчали его всѣми зависѣвшими отъ него сред ствами: испросилъ автору дозволеніе пользоваться рукописями мо- настырскихъ библіотекъ и архива иностранной коллегін, доставляли ему книги, какихъ нельзя было найти въ Москвѣ, рекомендовали его лицамъ, въ содѣйствіи которыхъ встрѣчалась надобность. До стойный примѣръ покровительства, исходящаго изъ той мысли, что появленіе дѣльнаго ученаго труда занимаетъ, какъ выразился Карамзинъ, уважительное «мѣсто въ системѣ государственнаго управ- ленія». А. И . Тургеневъ, сынъ извѣетнаго дѣятеля въ Новиковскомъ кругу, съ своей стороны оказывали большую помощь историку: онъ былъ посредникомъ между ними и тѣми лицами, которыя въ то время, въ Петербургѣ и за границею, занимались изслѣдованія- ми по русской исторіи !). Чрезъ него Карамзинъ сносился съ ак а 1) ІІисьыа Карамзина к ъ Тургеневу, съ 1806 по 1826, в ъ Москвит. 1855, Д;.М 1, 23 и 24.
демиками: Кругомъ и Лербергомъ, получалъ рѣдкія книги и руко писи, узнавалъ о новыхъ историческихъ сочиненіяхъ, выходившихъ въ чужихъ краяхъ. Преданность многосложному труду не оставляла Карамзину времени для литературы 1), но онъ внимательно слѣдилъ за ходомъ государственныхъ реформъ въ отечествѣ. Новые за коны и учрежденія, быстро слѣдуя одни за другими, не могли не возбуждать вниманія образованныхъ москвичей, какими, напримѣръ, кромѣ самого Карамзина, были гр. Ѳ. В. Растопчинъ и Ю. А. Нелединскій-Мелецкій. Б езъ сомнѣнія, они разсуждали о томъ, что дѣлалось въ высшихъ правительственныхъ сферахъ. Древнія судьбы Россіи не заслоняли отъ историка ея современнаго поло- женія; напротивъ, тѣмъ охотнѣе направлялась его мысль къ сли- ченію прошлаго съ настоящимъ, чтобы на основанін перваго су дить о характерѣ втораго. Знакомство съ великой княгиней Е к а териной Павловной, отличавшейся умомъ н любознательное™ , доставило ему новый поводъ къ бесѣдамъ о томъ, что въ Петер- бургѣ задумывалось по мысли Даря и его совѣтниковъ для лучшаго государственнаго устройства -). Она вела съ нимъ переписку 3) и нерѣдко приглашала его въ Тверь, гдѣ имѣлъ пребываніе еупругъ ея, принцъ Ольденбургскій. Здѣсь онъ былъ представленъ Государю, который уже зналъ его по сочиненіямъ; здѣсь читалъ ему (1811) нѣкоторыя мѣста изъ исторіи, о чемъ упоминается въ посвященіи к н и г и ; здѣсь же (1811) великая княгиня вручила своему держав ному брату написанную, но ея желанію, «Записку о древней и новой Россіи», излагающую взгляды Карамзина на дѣла внѣшней политики и внутренняго управленія. Рѣзкая, хотя и благонамѣ- ренная, критика того, что было совершено въ Россіи въ первое десятилѣтіе XIX в., не понравилась Государю, но вскорѣ онъ оцѣнилъ нельстивый 4) голосъ подданнаго, движимаго любовью къ отечеству и преданностью къ престолу, и временное недовольство смѣнилось постояннымъ благоволеніемъ. Государь даже имѣлъ мысль назначить его статсъ-секретаремъ при своей особѣ на время войны съ Наполеономъ, и только по особымъ обстоятельствамъ выборъ его-1) Только по случаю указа о милиціи (1806) Карамзинъ написалъ «ІІѢснь воиновъ», да 1814 г . оду: «Освобожденіе Европы и слава Александра I». 2) Великая княгиня, принцесса Ольденбургская, называла Карамзина своимъ учителемъ, т а к ъ к акъ онъ выправлялъ ея переводы и другія упраж ненія в ъ русскомъ языкѣ. 3) Съ 1810 по 1818 г. (напеч. в ъ «Неизд. сочиненіяхъ Карамзина, т. I»), 4) Эпиграфъ к ъ «Запискѣ»: «Нѣсть льсти в ъ язы ц ѣ моемъ» (Псал. 138, ст. 4). Напеч. в ъ Рус. Архивѣ 1870 г.
— 12 — яалъ на Шишкова. Нашествіе французовъ прервало работу К а рамзина. Послѣдніе мѣсяды 1812 и первую половину 1813 г. онъ провелъ съ своимъ семействомъ въ Нижнемъ-Новгородѣ *). Воро тись въ Москву, онъ ничѣмъ уже не отвлекался отъ усиленныхъ за- нятій: великая княгиня, по смерти своего супруга (1813), отправи лась за границу, а потомъ жила въ Петербургѣ до своего втораго замужства 2). Изъ писемъ его къ брату 3) видно, что въ 1815 г. у него было готово восемь томовъ, которые онъ и рѣшился выдать въ свѣтъ, отмѣнивъ прежнее намѣреніе не печатать ни одной строки своей исторіи до тѣхъ поръ, пока она не будетъ доведена до вступленія на престолъ дома Романовыхъ. По званію исторіо- графа, Карамзинъ почиталъ долгомъ представить двѣнадцатилѣт- ній трудъ свой лично Государю, чтобы «Исторія Государства Рос- сійскаго», посвященная его имени, явилась въ публику съ его соб- ственнаго одобренія и подъ его высокимъ покровомъ. Съ этою цѣлью онъ отправился въ Петербурга (1816) 4). Любопытны пись ма его, писанныя отсюда къ женѣ 3). Литераторы и правитель ственный лица съ разными чувствами встрѣтили москвича, кото рый хотя не имѣлъ никакого участія въ администраціи, но пони- малъ, что дфлалось въ Россіи, и судилъ о томъ откровенно, съ извѣстной точки зрѣнія. Если многіе изъ первыхъ видѣли въ немъ либеральна™ нововводителя, то нѣкоторые между вторыми разумѣли его, какъ сторонника отсталыхъ идей въ политикѣ. Самого Сперан- скаго, противъ котораго главнѣйшимъ образомъ направлена «За писка о древней и новой Россіи», не было въ столицѣ, но были другіе, на глаза которыхъ реформаторъ въ словесности отсталъ отъ вѣка по своимъ понятіямъ о реформахъ государственныхъ. Инымъ казался онъ выше, а инымъ ниже составленнаго о немъ мнѣнія. Акаде- микъ Круга нашелъ его ученѣе, чѣмъ предиолагалъ;политико эко- номъ ІІІторхъ признавался, что услышалъ отъ него «новыя и силь ный вещи». Вообще же пріемомъ петербургскихъ жителей Карам зинъ остался вполнѣ доволенъ: «здѣсъ», писалъ онъ, «всѣ, кромѣ Кутузова и кн. Ш аховскаго, сыплютъ на меня цвѣты». Онъ по 1) Московскій пож аръ истребилъ его бибдіотеку, но рукописи уцѣлѣли въ Оетафьевѣ, родовоыъ помѣстьѣ к н язя Вяземскаго, на дочери котораго онъ же нился въ 1804 г. 2) В ъ 1816 г . она вышла за короляВиртембергскаго; скончалась в ъ 1818 г. 3) Александру Михайловичу, котораго онъ особенно любилъ и уваж алъ. Письма нап. в ъ А тен еѣ 1858 (Xs№ 19—28). 4) Карамзинъ, сверхъ чаян ія, прожилъ в ъ П етербургѣ 60 дней, почему и н азы валъ это время «петербургской пятидесятницей». 5) Нап. въ I т. «Неизд. сочиненій и переписки К —ва».
знакомился съ Шишковымъ, правдивымъ, честнымъ, «незлобивымъ какъ голубь». Державинъ устроилъ для него обѣдъ, желая свести его съ членами «Бесѣды». Но не въ эту сторону склонялся К а р ам зи н а лучшее себѣ развлеченіе находилъ онъ въ кругу даро витой и образованной молодежи (Блудова, Дашкова, Уварова, Тур- геневыхъ, кн. Виземскаго и д р .),— той самой, что за годъ до того устроила литературное общество «Арзамасъ», въ противополож ность серьезной «Бесѣдѣ». «Здѣсь не знаю ничего умнѣе «Арза- масцевъ», писалъ Карамзинъ: «съ ними бы жить и умереть... Вотъ истинная русская Академія! Ж аль только, что она не въ Москвѣ или не въ Арзамасѣ». Обѣ императрицы, Елизавета Алексѣевна и М арія Ѳеодоровна, и великіе князья обласкали Карамзина и слушали чтеніе его исторіи. Графъ Аракчеевъ, пожелавшій съ нимъ познакомиться, вызвался ускорить исходъ дѣла, для котораго Карамзинъ собственно пріѣхалъ въ Петербурга, «замолвить за него слово Государю». Вскорѣ послѣ того Госу дарь принялъ Карамзина, долго бесѣдовалъ съ нимъ, наградили его чиномъ статскаго совѣтяика и орденомъ св. Анны 1-ой сте пени и приказалъ выдать ему изъ Кабинета 60,000 руб. на пе- чатаніе исторіи J). Въ 1816 г. Карамзинъ съ семействомъ переселился въ Петер бурга, гдѣ думалъ остаться на годъ или на два, пока издастъ во семь томовъ Исторіи. Онъ вовсе не имѣлъ мысли покинуть Москву навсегда. Изъ писемъ его видно, въ какомъ меланхолическомъ р ас положены! онъ находился не только первое время по переѣздѣ, но и впослѣдствіи, какъ скучалъ и рвался на прежнее мѣсто, желая там-ъ кончить жизнь. «Ласка двора къ намъ необыкновенная», увѣ- домлялъ онъ брата; «за всѣмъ тѣмъ сильно грущу. Мое положе- ніе могло бы восхитить молодаго человѣка, а я старъ и мраченъ духомъ... Веселья для меня уже нѣтъ н асв ѣ тѣ » .— «М осквауменя въ сердцѣ», писалъ онъ Малиновскому; «кажется, что мнѣ лучше провести остатокъ жизни тамъ же, гдѣ я провелъ молодость, въ люб ви семейственной и дружеской... Не могу изобразить вамъ, какъ мнѣ бываетъ тяжело и грустно. Чувствую, что я не созданъ для здѣшней жизни и что мнѣ оставалось бы доживать свой вѣкъ въ уединеніи, съ вами, моими немногими друзьями московскими. Мо- жетъ быть, я сдѣлалъ ошибку: да будетъ воля Божія» 2). 1) Ч то Карамзинъ былъ обязанъ гр. А ракчееву скорѣйшимъ окончаніемъ дѣла, это видно изъ письма его к ъ ж енѣ (1816 марта 16): «вѣроятно, А рак чеевъ говорилъ обо ынѣ съ императоромъ. 2) Письма Карамзина к ъ А лексѣю Ѳедоровичу Малиновскому и Письма
Гри-— 14 — Черезъ полтора года по переѣздѣ Карамзина въ Петербурга, вышли восемь томовъ его «Исторін государства россійскаго» (181G— 1818). Въ 25 дней было продано 3000 экземпляровъ: дѣло безпримѣрное въ нашей книжной торговлѣ. «Появленіе этой книги», разсказываетъ А. Пушкинъ въ своихъ запискахъ, «надѣлало много шуму н произвело сильное впечатлѣніе. Всѣ, даже свѣтскія жен щины, бросились читать исторію своего отечества, дотолѣ имъ не- извѣстную. Она была для нихъ новымъ открытіемъ. Древняя Рос- сія, казалось, была найдена Карамзинымъ, какъ Америка Колом- бомъ. Нѣсколько времени ни о чемъ иномъ не говорили, хотя многіе толки были такого свойства, что могли отучить всякаго отъ охоты къ славѣ». Печатаніе втораго изданія, проданнаго кни гопродавцу Оленину за 50,000 рублей, снова удержало автора въ Петербургѣ: онъ жилъ, какъ и прежде, «особнякомъ» съ женою, съ дѣтьми и съ типографіями. «Изданіе идетъ такъ медленно», писалъ онъ друзьямъ своимъ, «что не скоро могу раздѣлаться съ Петербургомъ... Какъ еще далеко отъ меня любезная Москва!» Царская фамилія оказывала постоянныя милости и ласки К а рамзину. Благоволеніе къ нему Александра равнялось его чистой, безкорыстной преданности престолу. Никогда, быть можетъ, не выражались съ такимъ достопнствомъ взаимныя отношенія двухъ лицъ, такъ далеко стоявшихъ другъ отъ друга по своему поло женно. Подданный не искалъ у Государя никакпхъ для себя благъ, и Государь цѣнилъ эту независимую къ себѣ любовь подданнаго. Нѣсколько разъ было ему предлагаемо мѣсто министра народнаго просвѣщенія, но онъ постоянно отъ него отказывался, довольству ясь титуломъ исторіографа и личнымъ благоволеніемъ къ нему Го сударя. «Я привязанъ къ Нему болѣе, чѣмъ когда либо», писалъ Карамзинъ гр. Каподистріи (1825), «не помышляя ни о какихъ особенныхъ милостяхъ, ни о какомъ вліяніи, т. е. ни мало не тревожась тѣмъ, что не имѣю никакого в л іян ія1). Государь часто видался съ Карамзинымъ. Лѣтомъ онъ почти ежедневно бесѣдо- валъ съ нимъ въ большой аллеѣ царскосельскаго сада, которую прозвалъ своимъ зеленымъ кабинетомъ. «Исторія государства рос- сійскаго» печаталась безъ цензуры; цензоромъ былъ самъ Госу дарь: онъ просматривалъ ее въ рукописи, которая посылалась къ боѣдова к ъ Степану Никитичу Бѣгичеву (1860). Малиновскій былъ сенаторомъ и управлялъ Моековскимъ архивомъ иностранныхъ дѣлъ. В ъ Письмахъ к ъ И . Дмитріеву (1866) вы раж ается то ж е чувство и постоянное намѣреніе во ротиться в ъ М оскву и окончить там ъ свою жизнь. 1) Письмо на фран. яз. в ъ Неизд. соч., ч . I; русскій переводъ в ъ соч. Ж уковскаго.
нему и въ то время, когда онъ уѣзжалъ за границу. Такъ онъ читалъ царствованіе Ѳедора Ивановича на пути въ Верону (1822) и, возвращая тетради, писалъ автору: «Если послѣ сего чтенія встрѣтилъ бы я васъ, на прогулкѣ нашей ежедневной въ Цар- скомъ Селѣ, то, можетъ быть, дозволилъ бы я себѣ войти съ вами въ разсужденіе о трехъ или четырехъ выраженіяхъ, возбудпв- шихъ нѣкое сомнѣніе во мнѣ о ихъ правильности *). Нѣкоторыя примѣчанія Государя совѣтовали Карамзину смягчить отзывы о Польшѣ. Карамзинъ отвѣчалъ на это (1824): «Слѣдуя Вашему замѣчанію, я съ особеннымъ вниманіемъ просмотрѣлъ тѣ мѣста, гдѣ говорится о полякахъ, согозникахъ Лжедимитрія: нѣтъ, кажет ся, ни слова обиднаго для народа; описываются только худыя дѣ- ла лицъ, и такъ, какъ сами польскіе историки описывали ихъ или судили. Я не щадилъ и Русскихъ, когда они злодѣйствовали или срамились. Употребляю предпочтительно имя Ляховъ для того, что оно короче, пріятнѣе для слуха, и въ сіе время (т. е. въ XVI или XVII вѣкѣ) обыкновенно употреблялось въ Россіи» 2). Первыя три главы Х ІІ-го тома были читаны Государемъ въ 1825 году, на возвратномъ пути изъ Варшавы въ Царское Село. Наконецъ другія главы того же тома служили нослѣднпмъ чтеніемъ Импе ратора Александра I: рукопись, присланная изъ Таганрога по кон- чинѣ Государя, была возвращена автору незадолго до его смерти. Награжденный чиномъ дѣйствительнаго статскаго совѣтника (1824), историкъ отвѣчалъ на извѣщеніе слѣдующимъ письмомъ: «Въ лицѣ исторіографа приношу Вашему Императорскому Величеству все- подданнѣйшую благодарность за чинъ, которыми Вы хотѣли и зъ явить для публики вниманіе къ трудами, небезполезнымъ, можетъ быть, и въ государственномъ смыслѣ » 3). Смерть Государя поразила Карамзина глубокою горестью, которую онъ изливали въ пнсьмахъ я къ брату и къ И. И. Дмитріеву. «Александра», писалъ онъ пер вому. «любили я какъ человѣка, какъ искренняго, добраго, милаго пріятеля, если смѣю такъ сказать: онъ самъ называли меня своими искреннимъ. Его величіе и слава, конечно, давали этой связи еще особенную для меня прелесть. Не думали я пережить его и надѣялся оставить въ немъ покровителя моими дѣтямъ. Да будетъ воля Бо- жія! Привязанность моя къ нему осталась безкорыстною» 4). «Мнѣ ') Переписка Карамзина съ Императоромъ Александромъ I (1822—25) въ 1 ч. Неизд. Соч. 2) ІЬ. стр. 28—29 (письма 6 и 8). 3) ІЬ . стр. 31 (письмо 11, служащ ее отвѣтом ъ на письмо Государя подъ Ж 10). 4) Атеней, 1858, Хі 28, стр. 117.
