I. Rozprawy i analizy
Галина Я в о р с ь к а (Київ)
Европа в украинских текстах
(к проблеме вариативности концепта)
Artykuł poświęcony analizie reprezentacji konceptu Europa we współ-czesnych tekstach ukraińskich. Materiały zaczerpnięto z tekstów medialnych (także z „nowych mediów”) i uzupełniono danymi pochodzącymi z ankiet, przeprowadzonych w środowisku studentów, którzy odpowiadali na pytanie „Czym jest ‘prawdziwa’ Europa?”. Koncept Europa jest związany z normami i wartościami, jest wrażliwy na kontekst społeczno-kulturowy, co ujawnia się zwłaszcza w okresie radykalnych zmian społecznych. Umożliwia to obserwację dynamiki konceptualizacji (wariantywności wewnątrzjęzykowej) mechanizmów zmian konceptualnych. Jednak wybrane sposoby konceptualizacji są w kolej-ności poddawane korekcie (metaforyczny schemat „nauczyciel – uczeń” dla zo-brazowania relacji Europa – Ukraina, przedstawianie Europy jako wzorca itp.). Modyfikacja modelu oznacza w istocie zmianę, ale nie dowolną, tylko zgodną z odpowiednią ramą kognitywną i nowym kontekstem socjokulturowym.
Słowa kluczowe: koncept, Europa, wartości, ukraiński dyskurs polityczny
В современных когнитивно-ориентированных исследованиях приня-то несколько общих допущений, касающихся природы языкового зна-чения и характера связи между языком и внеязыковой действитель-ностью. Первое из них гласит, что значение представляет собой кон-цептуализацию опыта человеческого взаимодействия с миром. Второй тезис указывает на различие между реальным миром и миром концеп-туализированным, при этом подчеркивается отсутствие прямого соот-ветствия между этими мирами. И, наконец, третье положение касается ограничения предмета лингво-когнитивного исследования: когнитивная теория языка описывает только концептуализированный мир.
Последний момент особенно важен, поскольку существуют объек-тивные трудности в проведении четкой границы между знанием о язы-ке и знанием о мире. На уровне лингвистической теории и методологии они, в частности, проецируются на разграничение семантики и праг-матики, на отличия в структурно ориентированных исследователь-ских подходах и подходах, ориентированных на употребление (usage-oriented) и т.д. Жесткость или, наоборот, подвижность указанных гра-ниц характеризует различные семантические теории; для когнитивной семантики принципиальным является признание подвижности таких разграничений, вплоть до их отмены, нерелевантность отделения се-мантики от прагматики, а также установка на анализ реального функ-ционирования языка (Geeraerts 2010: 182). Таким образом, когнитивный подход к языку снимает традиционные «разделительные линии»: меж-ду семантикой и прагматикой, межмеж-ду языковым значением и энцикло-педическим, между синхронией и диахронией (о дихотомии язык/речь в этой связи см. Яворська 2012). Языковое значение оказывается неот-делимым от других форм знания о мире, а культурные характеристи-ки получают шанс стать неотъемлемой составляющей семантического описания. В то же время возникает риск чрезмерного расширения пред-мета лингвистического исследования. В этой связи тезис о его четком ограничении языковой картиной (образом) мира, становится особенно значимым (Апресян 1995: 348–388; Bartmiński 2007). «Наивная картина мира» (Юрий Д. Апресян), «языковая картина мира» (Jerzy Bartmiński) предполагают наличие некоторого общего для носителей языка фонда знаний или «культурных пресуппозиций», ре-презентированных в данном языке и носящих неявный характер. Сис-тема социальных ценностей и норм в своем значительном объеме отно-сится к сфере культурных пресуппозиций и требует специального ана-лиза для своего выявления. Опыт взаимодействия с окружающим миром в различных языках и культурах, а также в одном и том же языке, взятом на разных истори-ческих этапах, может быть представлен по-разному. Подобные особен-ности языковой концептуализации действительособен-ности могут быть сфор-мулированы в терминах вариативности. Проблема вариативности лингвистических репрезентаций одних и тех же концептов нуждается в тщательных исследованиях, так же как выявление семантических различий, зависящих от особенностей лекси-ческих и синтаксилекси-ческих значений в различных языках (Kövecses 2005: 131). Вариативность концептов может изучаться в двух основных ас-пектах: межъязыковом (и дополняющем его межкультурном) и
внут-риязыковом. При этом межъязыковые различия в концептуализации на сегодня исследованы более подробно, хотя и на различных методо-логических основаниях. Примерами являются работы представителей Московской семантической школы, направленные на изучение «лингво-специфичных» концептов (Юрий Апресян, Алексей Шмелев, Анна А. Зализняк, Ирина Левонтина и другие), труды Анны Вежбицкой о «клю-чевых» словах культуры, а также типологически ориентированные ис-следования в области лексической семантики (Grzegorczykowa, Wasza-kowa 2001, 2003; Брицын, Рахилина и др. 2009). Среди исследований по-следнего времени следует назвать проект под руководством проф. Ежи Бартминьского «Концепты дом, Европа, свобода, работа, честь в аксиосфере славян и их соседей». Что же касается внутриязыковой вариативности концептов, то эта проблема предполагает получение ответа на вопрос о механизмах кон-цептуальных изменений и о влиянии на них социокультурных факто-ров. Необходимо также установить соответствия между изменениями на уровне концептов и характером изменений в средствах их вербальной репрезентации (на лексико-семантическом и лексико-грамматическом уровнях). Относительно механизма изменений концептов в принципе возмож-ны две объяснительвозмож-ные модели – «катастрофическая», предполагаю-щая мгновенные (внезапные) изменения, и эволюционная. Заметим, что эволюционный подход принципиально не исключает представле-ния о разрывах и скачках в процессах развития. Выявлению концепту-альных изменений способствует анализ дискурсивных практик, внутри которых реализуются и воспроизводятся те или иные когнитивные мо-дели. Таким образом, вариативность концепта в пределах отдельных одновременно существующих дискурсивных практик представляет со-бой аналог социально-территориальной (горизонтальной) вариативно-сти. А диахроническая (динамическая) изменчивость концепта в пре-делах одного языка проясняет «вертикальные» механизмы изменений. В нашем исследовании мы исходили из предположения о том, что возможности модификации концептуальных схем ограничены. Измене-ние устаревших моделей означает, по сути, их замену – но не произ-вольную, а соотносительную с общим когнитивным фреймом и социо-культурными реалиями. Предметом нашого анализа является концепт Европа, являю-щийся одним из центральный понятий украинского общественно-политического дискурса. Данный концепт отсылает к нормам и ценно-стям, и, как все понятия, относящиеся к нормам и ценноценно-стям, является
чувствительным к социокультурному контексту, что особенно заметно в периоды резких социальных изменений. Это дает возможность про-следить динамику концептуализации (внутриязыковую вариативность) и в перспективе, при обращении к сопоставительному материалу дру-гих языков, позволит изучить межъязыковую вариативность рассмат-риваемого концепта. При проведении анализа мы опирались на общие принципы, предложенные Ежи Бартминьским в рамках исследователь-ского проекта EUROJOS. Koncepty: dom, Europa, wolność, praca, honor w aksjosferze Słowian i ich sąsiadów.
Анализ проводился на материале функционирования концепта в со-временных украинских медийных и новомедийных текстах. Однако от-сутствие в Украине сформированного политического спектра (либера-лы, консерваторы) приводит к затруднениям при попытках определить политическую направленность анализируемых медийных источников. Позиции украинских евроскептиков, настаивающих на отказе от евро-пейской интеграции и присоединении к альтернативным интеграцион-ным проектам, до сих пор не являлись распространенинтеграцион-ными. В изданиях, выходящих на украинском языке или имеющих украиноязычные вер-сии, в период с 2002 до 2010 г. евроскептические взгляды фактически не были представлены. В связи с этим дифференциация примеров по при-знаку политической направленности источника нами не проводилась. Данный момент мог бы создать затруднения при сопоставительном ис-следовании концепта, однако не влияет на рассмотрение его внутрия-зыкового функционирования. Материал медийных и новомедийных источников дополнен данны-ми анкетирования студентов украинских университетов, письменно от-ветивших на вопрос «Что такое настоящая Европа?». Мы посчитали целесообразным рассматривать эти данные не в психолингвистическом ключе, а как особый текстовый жанр вопросно-ответной структуры, об-ладающий определенными лингвопрагматическими параметрами, свя-занными, в частности, с процессом обучения как социальной практикой. Таким образом, два типа проанализированных текстов частично отра-жают два типа дискурса – политический и образовательный, что дает возможность установить некоторые общие и различные черты функци-онирования концепта Европа в данных сферах. В статье использованы также лексикографические сведения, относящиеся к концепту. При обращении к лексикографической информации, относящейся к термину Європа, следует отметить ее ограниченность. В современ-ных украинских толковом и переводсовремен-ных словарях слово Європа (так же, как другие географические имена), согласно принятой практике
не представлено. Значение слова остается лексикографически не описа-ным. При этом причисление Європа к классу географических названий безосновательно выводит это обозначение за пределы общеупотреби-тельной лексики, не учитывая всех культурных и исторических кон-нотаций, представленных, например, в производных. Так, слово євро-пеїзувати ‘перебудовувати на європейський лад, зразок’ (СУМ, т. 2, 1971: 494) не является производным от Європа в географическом зна-чении, а європеєць – это не только ‘житель европейского континента’, но и ‘человек высокой культуры’ (СУМ т. 2, 1971: 494)1. Мы разделяем взгляд, согласно которому определить семантичес-кий фокус или набор коннотаций, стойко сопровождающих концепт, иногда помогает этимология (Bartmiński 2007). Общепринятой этимо-логии у слова Європа нет. По одной версии, Εὐρώπη происходит от гр. εὐρύς «широкий» и ὤψ (ὠπός) «глаза; лицо; вид», т.е. Європа – «ши-роколицая» (Лосев 1994). Другие, например Эрнест Кляйн, считают это народной этимологией. Кляйн связывает имя Європа с семитски-ми соотв. – аккад. ereb «спускаться, садиться», родств. финик. ‘ereb – «вечер, закат», арабским гarb «запад», др.-евр. ma’arav «запад», ’erev – «вечер» (ср. гр. ῎Ερηβος «мрак, тьма») (Klein 1, 1966: 550). Во вся-ком случае связь Европы с Западом оказывается значимой для совре-менного функционирования концепта. Именно вторая версия создает основания для современных связей названия Європа с географическим и семантическим членением мира (Яворська, Богомолов 2010). В укр. яз. Європа и производные (європейцi, європейський) активно употреблялись в ХIХ в. в произведениях Пантелеймона Кулиша, Ми-хайла Драгоманова, Ивана Нечуя-Левицкого, Ивана Франко. Слова Єв-ропа, європейський, європеєць фиксируются в Словаре Бориса Гринчен-ко 1907 (ГрiнченГринчен-ко). Именно в этот период сформировались устойчивые сочетания європейська культура, європейськi iдеї, так же как обозна-чились определенные устойчивые (стереотипные) признаки концепта. В первую очередь это представление Европы как вместилища эта-лонной продукции и эталонного образца (в сфере духовных ценностей), отклонение от которого характерно для Украины в виде «отставания». Кроме того, Европа метафорически представлена в виде лица, занима-ющего более высокую социальную позицию, чем Украина. Чрезвычай-но показательным в этом отЧрезвычай-ношении является пример из произведения Ивана Нечуя-Левицкого, приведенный в Словаре Гринченко в качестве иллюстрации к слову Европа: Ми кланяємося новим гуманним iдеям, 1 СУМ дает последнее значение с пометой застар. (устарелое), однако современ-ные употребления свидетельствуют о его актуальности.
якi давно розiйшлись по Європi й ледвi оце добiраються до нас (т. 1: 466). Европа, представленная в виде лица, занимающего позицию учите-ля (с метонимическим переносом на распространенные в Европе идеи), а также коннотации «устарелости» европейской продукции, добираю-щейся до Украины с опозданием, во многом определяют и современ-ные культурсовремен-ные сценарии, связансовремен-ные с данным концептом. Такое пред-ставление о Европе может принимать различную оценочную окраску – позитивную, нейтральную или отрицательно-ироническую (как выше в примере из Нечуя-Левицкого), но общая схема сохраняется. Так, предикат вчитися ‘учиться’ регулярно употребляется в совре-менных контекстах, связанных с европейской интеграцией Украины. Напр.:
Молодi донеччани вчаться демократiї по-європейськi. («Європейський простiр», 20.10.2008) Вчимося у Європи долати корупцiю. («Юридичний вiсник України», № 49–50, 2009) В последнее время такая позиция Европы относительно Украины приобретает негативную оценку, однако метафорическая схема УЧИ-ТЕЛЬ – УЧЕНИК продолжает действовать:
«Нашi вiдносини i з Росiєю, i з Європою схожi на стосунки мiж вчителем i учнем. Вони дають нам домашнє завдання, яке ми маємо виконати. Нас така роль не влаштовує, ми прагнемо рiвноправних вiдносин iз нашими партнерами», – говорить вiце-прем’єр-мiнiстр України Юрiй Бойко. (програма Факти, ICTV, 25.01.2013). В современных текстах Европа концептуализируется по отношению к Украине также как руководитель (начальник). Украине в этом случае принадлежит метафорическая роль подчиненного. Об этом свидетель-ствуют конструкции с глаголом вимагати ‘требовать’, часто применя-ющиеся в заголовках новостей, что дополнительно усиливает их вес:
ЄС вимагає вiд України скасування вiз для румунiв i болгар; ЄС вимагає вiд України вiльного доступу до труби.
Кроме требований, Европа также дает советы (конструкции с гла-голом радити в функции предписания относительно поведения Укра-ины): Європа радить Українi припинити пiдтримувати традицiйну енергетику (програма Факти, ICTV, 10.12.2012).
Понятно, что в межличностных отношениях предъявлять требова-ния (также в виде советов) имеет право тот, кто занимает более вы-сокую и более сильную социальную позицию. К этому же типу отно-шений, хотя и в несколько смягченном виде, отсылают конструкции
с глаголом наполягати ‘настаивать’: ЄС наполягає на аверсному ви-користаннi „Одесса-Броди”. Семантическое различие между вимагати и наполягати состоит в том, что в первом случае акцентировано воз-действие на поведение адресата (от которого что-то вимагають), тог-да как во втором (наполягати) содержится презумпция возможности невыполнения требования. Наполягати отсылает к ситуации дискуссии и, соответственно, не содержит явного директивного содержания. В современных текстах актуальным является представление Европы как эталона, с которым сравнивается неудовлетворительное положение дел в Украине:
На заборону дiяльностi комунiстiв вкотре не спромоглися, i це тодi коли цивiлiзована Європа прирiвняла комунiзм до фашизму . (http://h.ua/story/262791/ news_365090.html 25.03.2010) Украину сравнивают с Европой по разным признакам, но в основном они касаются уровня и продолжительности жизни, социальной защи-ты, качества товаров, соблюдения законов. В целом преобладает тема безопасности и защищенности человека. Об этом свидетельствуют кон-тексты со сравнительными и противопоставительными конструкциями:
В Українi кiлькiсть смертей з цiєї причини зросла на 10%, тодi як в Європi вiд них [серцево-судинних та онкологiчних захворювань] помирають все рiдше. (газета «День», 18.01.2005) Факты из жизни Европы касаются более высокого уровня комфор-та, а действия европейцев в следующем примере представлены как ра-циональные и эффективные (на фоне описанных в статье неразумных и разрушительных поступков городских властей в Киеве):
До речi, в Європi в багатьох мiстах вiдновлюється рух трамваїв. Вони сучас-нi, не гримлять – колеса в них вкритi гумою. Ходять строго за розкладом i не залежать вiд руху автомобiлiв. (газета «Дзеркало тижня», 26.10.2007) Из этого примера также следует, что Европа выигрывает перед Украиной по такому признаку как современность. А Украина, соот-ветственно, предстает как страна, отстающая в развитии. Европа предстает в современном украинском политическом дис-курсе в виде объекта стремления, как сфера желательного, а не дей-ствительного. Образ Европы создается в связи с семантикой предикатов желания – хотiти ‘ хотеть’, бажати ‘желать’, прагнути ‘стремиться’. Исследование семантики предикатов желания представляет слож-ную проблему. По мнению А. Вежбицкой, центральное для концепта желания значение «хотеть» входит в состав базового семантического
метаязыка, это значение является универсальным, оно представлено во всех языках мира и не раскладывается на составные части. Желание принадлежит к так называемым «семантическим примитивам», состав-ляющим ментальный лексикон или язык мысли (Wierzbicka 1996). Наличие среди предикатов желания синонимических единиц, та-ких, как желать, стремиться, хотеть характерно для многих языков (Апресян 1995: 466–476). Существенным для предикатов желания явля-ется различие между идеей потребности, недостатка чего-либо и идеей «беспредметности» желания. Таким образом, желание связано со спе-цифическим ментальным и физическим состоянием субъекта, которое заключается в осознанном ощущении недостатка чего-то (как правило, важного и значимого), и готовности к действиям, направленным на то, чтобы получить приобрести то, чего недостает, путем получения объ-екта желания. В украинском языке существует синонимический ряд глаголов желания: хотiти, бажати, прагнути (последний для обо-значения желания высокой интенсивности, это слово этимологически связано со спрага ‘жажда’). В украинских публицистических и в официальных текстах регуляр-но повторяется утверждение о том, что Україна прагне до Європи, устой-чивым стало сочетание європейськi прагнення України. Следует отметить, что семантика отглагольного существительного прагнення как интенсивного переживания отсуствия, нехватки (с жаж-дой, как его физическим прообразом) довольно далека от своего рус-ского соответствия стремление, равно как от английрус-ского aspirations (связанного с идеей дыхания) из языка официальных документов ЕС, в которых говорится о признании «European aspirations» Украины. При этом английское слово aspirations во множественном числе обознача-ет, скорее, не ‘стремления’, а ‘ожидания’, в частности, как термин со-циальной психологии. Ср., например, название книги «Aspirations and Attainment in a Low-Income Neighborhood» («Ожидания и уровень ква-лификации в предместьях с низким уровнем дохода»), а также выра-жение the aspirations of developing countries ‘надежды развивающихся стран’. Таким образом, в метафорических отношениях с Европой Украи-на концептуализируется как лицо, испытывающее интенсивное жела-ние попасть в Европу или имеющее европейские стремления. Однако поведение Европы относительно Украины описывается в поле жела-ния иным образом. Речь идет о регулярно повторяющихся упоминажела-ниях о том, что в Европе Украину «не хотят»2: 2 Следует принять во внимание, что конструкция хотiти + обозначение лица
Але тут доречно з легкою ноткою оптимiзму в голосi додати, що ЄС нас не хоче, бо наразi не може запропонувати нiчого, окрiм власних проблем. (газ. «Дзеркало тижня», 24.06.2005)
Влада нам вiдповiдає – ви знаєте, от Європа нас не хоче. (http://korrespondent. net/ukraine/politics/106758-polnaya-stenogramma-teledebatov-mezhdu-yushchenko-i-yanukovichem)
Вони прагнуть намертво прив’язати нас до Росiї, а потiм галасують, нiбито нас не хоче Європа. (Газета по-українськи, 1.03.2007) Украина в данных контекстах метонимически представлена в виде местоимения 1-го л. мн. числа ми ‘мы’, определяющего перспективу представления ситуации с позиции Украины и украинцев. Нужно отметить также, что семантика не хотiти не является сим-метричной к хотiти: не хотiти обозначает не отсуствие желания, а ак-тивное неприятие [Зализняк 2006]. Показательно, что не хотiти с обозначением лица (не хотеть ко-го), в отличие от обычных употреблений с обозначениями неодушев-ленных объектов (не хочу мороженого) и с незаполненной позици-ей второго предиката, обозначающего дпозици-ействие3, иногда появляются и вне узко эротических контекстов. Такие употребления в современ-ном украинском языке имеют разговорный характер, а в письменных текстах встречаются почти исключительно при описании отношения Европы/ЕС к Украине, к попыткам Украины получить перспективу членства в ЕС. Персонифицированное представление Европы как метафорическо-го объекта эротическометафорическо-го влечения, не отвечающеметафорическо-го Украине взаимно-стью, подтверждается и другими примерами. Напр., со словом горну-тися ‘льнуть, ласково прижиматься; тянуться’: Знову будемо чекати, а що ж нам скаже панi Європа? Ми горнемо-ся до Європи, а шанувати свою культуру, берегти свою священну i нев-мирущу спадщину, на жаль, не вмiємо ‘Снова будем ожидать, что же нам скажет пани Европа? Мы тянемся (букв. ‘льнем, ласково прижимаем-ся’) к Европе, а уважать свою культуру, беречь свое священное и бессмерт-ное наследие, к сожалению, не умеем’. (Отрывок из парламентских дебатов, http://iportal.rada.gov.ua/meeting/stenogr/show/1728.html) в винительном падеже предусматривает отсылку к эротическому желанию. В по-следнее время данная конструкция, кажется, выходит из употребления, а на ее ме-сте появляются утверждения о том, что в Европе Украину никто не ждет. Таким образом, персонифицированную концептуальную схему безответных любовных от-ношений заступает представление о Европе как о «чужом» пространстве. Однако семантика разочарования, обманутых ожиданий при этом сохраняется (см. прим. 7). 3 В случаях заполнения этой позиции получаем выражения (не)хотеть видеть, хотеть слышать, хотеть слушать, любить, пригласить кого-то.
Таким образом, выражение Європа нас не хоче фиксирует отказ, и к тому же отказ, имеющий резкий и обидный характер. Еще один момент, который следует отметить – это коннотации ненужности и оди-ночества, связанные, очевидно, с тем, что отказ направлен на одушев-ленный объект, а ситуация представлена с его точки зрения. На этом фоне возникает обида на Европу4. Далее рассмотрим данные анкетирования, проведенного в 2011– 2012 гг. среди украинских студентов. Опрос проводился в Киеве (Нацiо-нальний технiчний унiверситет України «Київський полiтехнiчний iн-ститут», 50 анкет) и в г. Острог (Нацiональний унiверситет «Острозька академiя», 50 анкет) среди студентов гуманитарных и технических спе-циальностей. Анкета состояла из письменного ответа на вопрос «Что такое настоящая Европа?». Ответы готовились в присутствии интер-вьюера и не допускали использования дополнительных источников (пе-чатных или электронных). Анализ текстов с ответами на заданный вопрос показал наличие различных пониманий имени Європа: 1) географического (континент, на котором находится Украина); 2) политического (Европейский Союз); 3) оценочного (развитые страны, традиции, высокая культура). При этом второе и третье понимания в ответах преобладают. При попытках объединить географическое понимание с политиче-ским и оценочным, а также определить место Украины в Европе отве-чающие сталкивались с противоречиями: Справжня Європа – це не лише країни Європейського Союзу, це i тi, що є європейськими за територiальної приналежнiстю. Європа, якою вона є, i якою повинна була б бути – вiдрiзняється. Отже справжня Європа – Європа без кор-донiв, де поважають кожного громадянина, незалежно вiд його нацiональностi, це економiчна i полiтична стабiльнiсть i мiцнi європейськi кордони. (ж., 20 л.)
Включение географического критерия вводится через противопо-ставление не только, но и. Автор возражает тем, кто считает «на-стоящей Европой» только страны ЕС, не учитывая географического критерия, предполагающего включение в состав Европы Украины. От-сутствие границ и крепкие европейские границы в одно и тоже время являются показателями настоящей Европы. 4 Согласно определению Анны А. Зализняк, обида – это жалость к себе, соеди-ненная с претензией к другому (Зализняк 2006: 274, 278). О возможности перехо-да от обиды к агрессии см. (Стефанский 2012: 99–104). В украинском культурном и лингвистическом контексте на первый план выходит ощущение несправедливости происходящего, обманутых ожиданий, а Украина оказывается в роли скривдженої ‘обиженной, невинно пострадавшей’.
В другом случае респондент опирается на географический крите-рий, однако упоминание экономических, политических, социокультур-ных параметров, хотя бы в ограничительном или отрицательном кон-тексте, а также использование политического критерия «совокупность государств» подтверждают наличие этих показателей в представлениях о Европе:
Справжня Європа – це сукупнiсть держав, якi територiально вiдносяться до Європи [. . . ] Справжня Європа не визначається економiчними чи полiтичними зв‘язками, це бiльш географiчне положення, нiж соцiальнi i культурнi зв’язки. (м., 20 л.) В этом тексте также прослеживается желание возразить, несогласие с существующим положением дел, когда географический критерий не учитывается, а Украина не входит в Европу. Положение дел в «настоящей Европе» выступает как эталон для явного или, чаще, подразумеваемого состояния дел в Украине: Справжня Європа – група країн, в яких справдi люди знаходяться на першому мiсцi, де все робиться тiльки для їх добробуту, а не з метою збагачення одних за рахунок iнших [. . . ] Країни, де люди мають повну свободу [. . . ] i не бояться переслiдувань пiсля вiльної, навiть дуже критичної, висловленої думки. (м., 21)
Настоящая Европа предстает как место, где царят мир и безопас-ность, где нет насилля, а молодые люди обладают возможностями по-лучить достойную работу:
[. . . ] це мiсце, де панують мир i злагода,i немає тероризму i насильства. Це мiсце, де дiти можуть спокiйно ходити до школи чи гуляти ввечерi, а батьки не будуть хвилюватися. Справжня Європа – це мiсце, де молодi люди мають мож-ливiсть навчатися, де бажають, i отримувати бажану роботу, а не з червоним дипломом лiкаря i перекладача продавати десь на ринку. (ж., 21) Связь представлений о Европе с историческими традициями в от-ветах студентов подается как нечто само собой разумеющееся, отчасти банальное и видимо потому нуждающеся в приведении дополнитель-ных, например «поведенческих», параметров, таких как способность помогать друг другу (вновь с использованием конструкции не толь-ко, но и):
[. . . ] це культурна вихованiсть її жителiв, освiченiсть i толерантнiсть євро-пейцiв. Це не лише архiтектурнi пам’ятки, славетна iсторiя народiв, а їх здат-нiсть допомогти одне одному, висока гуманздат-нiсть. (ж., 21)
В некоторых случаях упоминание истории, традиции и культуры сопровождается упоминанием о существовании «многочисленных про-тиворечий», характер которых, впрочем, не уточняется:
Справжня Європа – сукупнiсть традицiй та iсторичного багажу. Понят-тя «справжня Європа» асоцiюється у мене з високою культурою,досягненнями, iсторичним прогресом, який, проте, супроводжується багатьма суперечностями. (ж., 22) Настоящая Европа описывается респондентами как правовое обще-ство с минимальным уровнем коррупции: Справжня Європа – це захист прав споживачiв, людини, прозоре судочинство, соцiальний захист держави та повага до вiросповiдань [. . . ] це громадянське пра-вове суспiльство, де кожен вiдповiдає за свої вчинки та сплачує податки. Це мiнi-мальна корупцiя та мiнiмум фiнансових махiнацiй. (м., 21)
В некоторых ответах акцент сделан на идее многообразия:
Європа – це свiт, де компактно розмiщенi десятки народiв [. . . ] це контраст мов, культур, свiтоглядiв. (м., 20)
Справжня Європа – це регiон свiту, де збережена культурна iдентичнiсть кожної з країн. (ж., 21)
Респонденты подчеркивают успешность и высоразвитость «настоя-щей Европы», не забывая вновь упомянуть о высоких социальных стан-дартах и исполнении законов:
[. . . ] для мене справжня Європа – це асоцiацiя з чимось досконалiшим єди-ним, успiшнiшим. Це високi соцiальнi стандарти i неухильне дотримання законiв. (ж., 21) При сопоставлении ответов на анкету с содержанием медийных и но-вомедийных текстов на темы европейской интеграции обнаруживается ряд общих моментов в представлениях о Европе. Это прежде всего нимание Европы как эталона, использующегося для сравнения с по-ложением дел в Украине и для оценки последнего как неудовлетвори-тельного. В медийных текстах, так же, как в ответах на вопрос анкеты, Украину сравнивают с Европой по признакам качества жизни, соци-альной защиты, соблюдения законов. Тема безопасности и защищенно-сти человека в Европе преобладает и в ответах на анкету, и в публи-цистических текстах. При этом создается впечатление, что студенты более уверенно, чем журналисты пишут о европейских демократичес-ких и социальных стандартах, о соблюдении законов и прав человека, о культурном многообразии. Показательно, однако, что тема прав мень-шинств осталась не затронутой. Использование образа Европы как эталона сопровождается полеми-ческими замечаниями относительно ЕС как воплощения «настоящей Европы». Противоречие между географической Европой, включающей
Украину, и Европейским Союзом, оставляющим Украину за граница-ми Европы, порождает парадоксальные смысловые эффекты, проявля-ющиеся, в частности, в эротической концептуальной метафоре Європа нас не хоче. Впрочем, эта метафора является настолько ярко ритори-чески окрашенной, что остается принадлежностью публицистического стиля и в ответах на вопрос анкеты не встречается. В тоже время неже-лание согласиться с ролью Украины за пределами Европы порождает критические оценки ЕС как в медийных текстах, так и ответах на во-прос о «настоящей Европе». Заключение Говоря о внутриязыковой вариативности концепта Европа, мы при-ходим к выводу о том, что однажды избранные приемы концептуали-зации в дальнейшем сложно корректируются. Репрезентация Европы как «эталона для сравнения» связана с более длительной традицией, чем та, что порождена нынешними реалиями. Традиционным является и представление отношений Украины с Евро-пой с помощью метафорической схемы, в которой Европа занимает по-зицию лица с более высоким социальным статусом. Эти представления предположительно восходят к второй половине ХIХ в. Однако в по-нимании европейскости и атрибутов Европы произошел определенный сдвиг. Если в ХIХ в. Иван Нечуй-Левицький писал о европейских идеях, а украинские интеллигенты ХХ в. размышляли о европейской культу-ре, то сегодня Європа концептуализируется прежде всего как место, где царит социальная защищенность и материальное благополучие. Набор и содержание духовных ценностей, связанных с Европой, по-степенно трансформируются. Теперь это не только высокая культура, образованность, воспитанность, но демократические принципы (права человека, верховенство закона) и стандарты (уровень жизни, социаль-ная защищенность). Таким образом, возможности модификации устойчивых концепту-альных схем, и соответственно, внутриязыковой вариативности кон-цептов, ограничены. Изменение моделей концептуализации на практике означает их замену – но не произвольную, а соотносительную с общим когнитивным фреймом и новым социокультурным контекстом.
Литература
Bartmiński Jerzy, 1998, Podstawy lingwistycznych badań nad stereotypem. Na przykładzie stereotypu matki, [w:] Janusz Anusiewicz, Jerzy Bartmiński (red.), Język a kultura, 12, Stereotyp jako przedmiot lingwistyki, Wrocław, s. 63–83. Bartmiński Jerzy, 2007, Językowe podstawy obrazu świata, Lublin: Wydawnictwo UMCS. Geeraerts Dirk, 2010, Theories of Lexical Semantics, Oxford: Oxford University Press. Grzegorczykowa Renata, Waszakowa Krystyna (red.), 2000, Studia z semantyki
porów-nawczej. Nazwy barw. Nazwy wymiarów. Predykaty mentalne, cz. 1, War-szawa: Wydawnictwo Uniwersytetu Warszawskiego.
Grzegorczykowa Renata, Waszakowa Krystyna (red.), 2003, Studia z semantyki porów-nawczej. Nazwy barw. Nazwy wymiarów. Predykaty mentalne, cz. 2, War-szawa: Wydawnictwo Uniwersytetu Warszawskiego.
Klein E., 1966, A Comprehensive Etymological Dictionary of the English Language, Vol. 1–2, Amsterdam–London–New York: Elsevier, 1966–1967.
Kövecses Zoltán, 2005, Metaphor in Culture: Universality and Variation, Cambridge–New York: Cambridge University Press.
Wierzbicka Anna, 1996, Semantics: Primes and Universals, Oxford: Oxford University Press. Апресян Юрий Д., 1995, Интегральное описание языка и системная лексикография, [в:] Избранные труды, т. 2, Москва: „Языки русской культуры”. Брицын В. М., Рахилина Е. В., Резникова Т. И., Яворская Г. М. (ред.), 2009, Кон-цепт БОЛЬ в типологическом освещении, Київ: Вид. Дiм Дмитра Бу-раго. Грiнченко Борис, Словарь української мови, упорядкував з додатком власного ма-терiалу Борис Грiнченко, в 4 т., Київ: «Довiра» – УНВЦ «Рiдна мова» (репринтне перевидання з вид. 1907–1909 р.). Зализняк Анна А., 2006, Многозначность в языке и способы ее представления, Москва: Языки славянских культур. Лосев А. Ф., 1994, Европа, [в:] Мифы народов мира. Энциклопедия, т. 1, гл. ред. С. А. Токарев, Москва: Российская энциклопедия, с. 419–420. Стефанский Евгений, 2012, Этические эмоциональные концепты в русской, поль-ской и чешполь-ской картинах мира, „Etnolingwistyka” 24, s. 95–120. СУМ – Словник української мови в 11-ти т. Київ: Наукова думка, 1970–1980. Яворська Г. М., 2012, Онтологiя мови в працях ОС. Мельничука та сучасна
лiнгвi-стика: деякi теоретичнi наслiдки, [в:] Академiк Олександр Савич Мель-ничук i сучасне мовознавство (зб. наукових праць до 90-рiччя з дня народження), Київ: Вид. Дiм Дммитра Бураго, с. 138–149.
Яворська Г. М., Богомолов О. В., 2010, Непевний об’єкт бажання. Європа в українському полiтичному дискурсi, Київ: Вид. Дiм Дмитра Бураго.
EUROPE in Ukrainian texts. The problem of conceptual variability
The article deals with the representation of the concept of Europe in contemporary Ukrainian texts. The data are drawn from the media (including the “new media”) and supplemented with questionnaires administered to students (the question asked was: “What is the ‘true’ Europe?”). The concept of Europe is linked with norms and values,
it is sensitive to the socio-cultural context, as can especially be seen in the time of radical social changes. In this way, the dynamics of the changes in conceptualization (intra-linguistic variability) can be observed. However, conceptualizations are subjected to correction and regulation, as is the case with the metaphorical “teacher – student” schema in portrayals of the relationship between Europe and Ukraine, the presentation of Europe as a pattern to follow, etc. A modification of the model in effect signifies a change, but the change is not arbitrary: it is concordant with a specific cognitive frame and the new socio-cultural context.
