Елена Кирпичева
Фольклорно-мифологические
мотивы в поэме а. ахматовой "у
самого моря"
Przegląd Wschodnioeuropejski 3, 411-419
2012
Ел е н а Ки р п иче в а Мичуринский государственный педагогический институт
ФОЛЬКЛОРНО-МИФОЛОГИЧЕСКИЕ м о т и в ы
В ПОЭМЕ А. АХМАТОВОЙ «У САМОГО МОРЯ»
Разнообразные фольклорно-мифологические мотивы составляют основу поэтики А. Ахматовой. О многосмысленности ахматовских поэм много говорили Р. Тименчик, А. Павловский, В. Н. Топоров. На наш взгляд, эту многосмысленность придают поэмам бродячие сюжеты. Прочтение поэмы Ахматовой с точки зрения функционирования в ней мотива неизбежно ведет к выяснению семантики и структуры этого мотива. Важ нейшие принципы поэтики Ахматовой, такие, как зеркальность и подтекст, генетически связаны с фольклором и мифологией. Мотив мертвого жениха - один из сквозных, как в лирике, так и в поэмах Ахматовой, генетически восходит к мифологии и фольклору. Инварианты этого сюжета получили достаточно широкое распространение в мировой литературе. В русском фольклоре мотив мертвого жениха выделен в сказках о Марье Моревне, любимой дочке морского царя, и молодом королевиче. Хотя русский народ в старину и не был прирожденным обитателем поморья, но как с самим морем, так и со всем морским, приморским, заморским связано в его тысячелетней памяти немало всяких сказаний и поверий. В древней, языческой Руси Перун повелевал громами и молнией, огнем - Сварожич, ветрами - Стрибог, воды достались Морскому царю. Жил, по верованию древних славян, этот могучий царь сначала не в пучине морской, а в бездонной глубине синего неба, раскидывающегося беспредельным воздушным океаном над Землей. И самое небо казалось живому народному воображению не чем иным, как океан-морем, в волнах которого купались и солнце, и звезды, и месяц. С течением времени менялись представления людей о мироустройстве, и вот уже Морской царь, растеряв свою власть на небесном море ушел в морскую глубь, построил там себе палаты царские и живет припеваючи, окруженный веселым подводным народом: девами-русалками, водяными воеводами да всякими чудищами морскими. Позднейшие сказания рисуют Морского царя не только грозным властелином, но и отцом многочисленной семьи. Только нет у них с водяною412 Елена Кирпичева царицею - «всем русалкам русалкой» - ни единого сы на - одни дочери р о д я тс я - д ев ы м оря с р ы б ь и м хв о сто м . Н о в о т п о л ю б и л ась М арья М ор евн а, л ю б и м а я д очк а м о рского ц аря, в стр еч н о м у д о б р у молодцу, молодому королевичу. С ы грали они веселую свадебку и были счастливы «не три дня, не три месяца, а без трех дней три года». К исходу третьего - в с т о с к о в а л а с ь к о р о л е в и ч е в а ж е н у ш к а, в с п л а к а л а с ь , в сп л ак а в ш и с ь , королевича покинула, пош ла ко синю морю , отвязала от крутого бережка свой золотой челнок, села в него да и была такова: уплы ла в отцовское ц арство подводное. В стрети л М орской ц арь свое п отерян н ое лю би м ое детищ е рож еное, - расплясался на радостях: потонуло от той пляски много судов-кораблей. Бы л меж ним и и корабль королевичев, а на том корабле - и сам м олодой М арьи н М оревн ин м у ж ... Б ы ло, знать, на роду ему написано: не сидеть королем на сы рой земле, а ж ить со своею королевною в палатах белокаменны х, у того ли царя М орского подводного...1. П родолж ая святоотеческую тради ци ю образны х аналогий, А хматова в ы я вл я ет осо б ен н ы е гр ан и об р аза м оря. С пектр его зн ач ен и й в есь м а ш и рок: оно си м в о л и б е згр а н и ч н о й св о б о д ы , и ч ел о в е ч е ск о й д уш и , и б еск р ай н о с ти ж и зн и , ее тр ев о л н ен и й . О тр аж ен и е н еб а - гл уби н ная сущ ность м орской стихии, ее бытия: «И зап лы вали в бухту м едузы , / С ловно звезды, упавш ие за н о ч ь . » 2. Н азвани е м еста, располож енн ого у м оря, где происходи т дей ствие п о эм ы , - « Х е р с о н е с » - о т с ы л а е т к ан ти ч н ы м м и ф ам ; ан ал о ги ч н у ю (о т с ы л о ч н у ю ) ф у н к ц и ю в ы п о л н я е т б е з р и ф м е н н ы й сти х и р и т м и к а , тяго тею щ ая к ан ти чн ы м гек зам етр ам и н есу щ ая эп и ч е ск у ю эн ерги ю . В неш не бесхитростны й взгляд, спокойно-безучастное повествование в духе Гомера взры вается и зн у три «ч уж и м и тек стам и», «культурой», двоится, вби рая в себя другое созн ан и е, п рисущ ее уж е более поздн и м эпохам. Г ер о и н я в с в о е м б ы ти и к а к бы п о в т о р я е т э т а п ы м и р о в о й и с то р и и , прож ивая их в себе, а текст воссоздает столь разны е сознания «изнутри», строя его из самого себя. П о н ач ал у м и р п р е д с та е т как с о с у щ ес тв о в ан и е сти хи й , а гер о и н я ощ ущ ает себя частью его, будучи не просто сопричастной этим стихиям, но и родственной им: камень в море - лю би м ое место уединения, вода - стихия, к которой она принадлеж ит субстанционально, ветер сближ ается с героиней по признаку бродяжничества. С опричастность воде раздваивает сущ ность героини: она соотносится и с русалкой, и с морской царевной (ож и д ан и е ц ар ев и ч а - р ав н о го ), и с А ф род и то й - ан ти ч н о й б о ги н ей 1 А. Коринфский, Н а р о д н а я Р у с ь . С к а з а н и я , п о в е р и я , о б ы ч а и и п о с л о в и ц ы р у с с к о г о н а р о д а. Москва 2007, с. 63-64. 2 А. А. Ахматова, С о б р а н и е с о ч и н е н и й в д в у х т о м а х . Т. 1, Москва 1990, с. 124. Далее в тексте цитируется это издание.
кр а со ты . « Р у с а л о ч ь е » в н ей п р о я в л я е т с я к ак « к о л д о в ск о е» (гер о и н я наделена чудесным даром - «чуять воду», чем и вы деляется среди просты х смертных), «А фродитово» - в присущ ей ей природной красоте и естес твенности, влекущ ей к ней людей. А ссоциации с А фродитой подсказаны названием «Х ерсонес»: по преданию , им енно эта богиня осн овала его. Герои н я ч у в с тв у е т себя хозяй кой этого п р и м ор ского кр ая, сказо ч н ой царевной, которой суж дена счастливая судьба. Не сомневаясь в том, что будет царицей, она в свою мечту переносит скромные желания приморских ж и телей об охране гран и ц своего края и о спокойной м и рн ой ж изни. А н а л о г и ч н а м е ч те и м о л и т в а , с в я за н н а я с п е р в и ч н ы м и ц е н н о с т я м и эмпирического бытия: .. .Молилась темной иконке, Чтоб град не побил черешен, Чтоб крупная рыба ловилась И чтобы хитрый бродяга Не заметил желтого платья (I, 122). Зем ля и море, будучи в древности едины м целы м , в тексте поэмы п р о т и в о п о с т а в л е н ы п о с р е д с т в о м с о з н а н и я « д и к о й д е в о ч к и » к а к « п розаи ческое» («серая п олы н н ая степь», «п у сты н н ая м ертвая зем ля») и «поэтическое» (инобытийный мир). Море как непознаваемое ассоциируется с чудесами. П редсказани е ц ы ган к и п одели ло мир н адвое, и ди л л и ч н о сть р а зр у ш ается, хотя героине это пока ещ е не ясно. Героиня ещ е не знакома со смертью , которая сущ ествует для нее пока как некая абстракция, хотя и м атериализованная в предметах вещ ного мира, несущ их память о войне («ф ранцузские пули» и «осколки рж авы е бомб тяж елы х», (I, 262)), и как ритуал похорон монахов, которые, по мнению героини: « ... только и делают, что умирают. / К ак придеш ь, - одного хоронят, / А другие, знаеш ь, не плачут» (I, 123). Только после встречи с цыганкой героиня вдруг начинает видеть сны. Согласно русской поэтической традиции, появление снов означает пробуждение души. Сны - форма проявления духовности, своеобразно выраженная работа души, вбирающей в себя мир. Девушка, приходящая в снах, -. В узких браслетах, в коротком платье, С дудочкой белой в руках прохладных. Сядет, спокойная, долго смотрит, И о печали моей не с п р о с и т . (I, 124)
414 Елена Кирпичева - не что иное, как М уза, или персониф ицированная душ а, - своеобразны й знак одухотворения зем ной материи. Уловленный чутким слухом, мир как будто ож ивает в душ е героини. В слуш ивание в мир .. .Как журавли курлыкают в небе, Как беспокойно трещат цикады, Как о печали поет солдатка, Все я запомнила чутким с л у х о м . (I, 124) вместо его разгляды вания, по А хматовой, - знак превращ ения обычного ч е л о в е к а в п о э т а . М и р , в о с п р и н и м а е м ы й з р е н и е м (п р и п л ы в а ю щ а я к гер о и н е « зел ен ая ры б а» , п р и л е таю щ ая «б ел ая чай ка», р азн о ц ветье), д а р и л п е р в о зд а н н у ю р а д о с т ь его о тк р ы ти я . Т еп ер ь г е р о и н я о б р ел а сп о со б н о сть « сл ы ш ать» его, р азл и чать п р и су щ и е ем у голоса. П ечаль, я в л е н н а я во сне, - не что и н о е, к ак у л о в л е н н а я д у ш о й , но ещ е не осознаваемая и не осм ы сленная умом печаль мира, «чуж ая боль» как одно из слагаемы х общего состояния неблагополучия мира. В поэме «У самого моря» «собы тийны й» сю ж ет уклады вается в схему календарной, в частности, пасхальной литературы , главны м принципом которой было напом инание о заповедях христианской м орали и о н ео бходимости следования им. В пасхальны х сю ж етах весь и нтерес сосре доточен на чуде - одном из ж анрообразую щ их начал. В поэме Ахматовой чудо как таковое отсутствует, в тексте п оэм ы л иш ь его п редчувствие, обещ ание и ожидание: «Д ум ала радостно: «В от он милый, / П ервую весть о себе мне подал» (I, 123). Единая тем а в поэзии А хматовой - странная м ечта о таинственном лю бовн ике, п оки нувш ем свою возлю блен н ую . Э та «н евстреча» входит в п оэм у как «н есбы вш ееся»: траги ческое собы тие - гибель «царевича» - сверш ается до Пасхи. Заметим, что в поэме вообщ е ни одно из чудес не сбы лось: например, не стала здоровой сестра Лена, прикованная к постели н еи зл еч и м о й б олезн ью . Т аки м об разом , б и б л ей ски й сю ж ет о ч удесах Х р и ста о ста л ся н ер еали зо в ан н ы м , хотя во зм о ж н о сть сам ого чуда под сомнение ни одной из сестер не поставлена. П асхальны й сю жет с его идиллией «разруш ается» в ахматовском тексте н е т о ч н о й б л о к о в с к о й ц и т а т о й и з с т и х о т в о р е н и я « Д е в у ш к а п е л а в церковном х о р е . » 3, п рин ц ип и ально незаверш ен ной , и этой н езав ер ш енн остью несущ ей определенны й смысл: «В ниж ней церкви служ или м олебны / О моряках, уходящ их в м о р е . » (I, 124). Ц итата становится 3 А. А. Блок, С о б р а н и е с о ч и н е н и й в 8 т о м а х . Т. 8, Москва 1963, с. 72.
з н а к о м о т к р ы в а ю щ е й с я , н о о с т а ю щ е й с я н е в ы с к а з а н н о й т а й н ы , сущ ествую щ ей в глубинах подсознания и текста: реальная ж изнь не может бы ть р азв ер н у та по сц ен ари ю р и ту ал а - вечно п овто ряю щ егося м и ф а о см ерти /воскресени и ; п оги б ш ий ч еловек не м ож ет стать ж ивы м , даже если он царевич. М отив мертвого ж ениха связан в поэме еще и с близнечны м мифом. И сследователи-комментаторы ахматовской поэм ы часто отмечаю т двойни- чество сестер4. Л ена, прикованная к постели и страдаю щ ая неизлечимой болезнью , - не что иное, как двойник сам ой героини, выраж ение ее не проявленной православно-христианской ипостаси. Э та «другая ипостась» с избытком восполняет то, чего нет в героине: д о б р о ту , с п о к о й н о е п р и н я т и е с в о е й д о л и , п о г р у ж е н н о с т ь в р а б о т у - вы ш ивание плащ аницы . Н аделенная даром рукоделия, она воплощ ает лучш ие представления о русской ж енщ ине, слож ивш иеся ещ е в древности. Я вляясь посредником в судьбе сестры , наперсницей, разделяю щ ей ее мечту и верящ ей в возмож ность ее осущ ествления, Л ена в то же врем я участвует в судьбе мира. В ы ш и ваем ая ею п лащ ан и ц а - и есть в н е сен н ая леп та в возобн овляем ы й вечны й миф, разы гры ваем ы й еж егодно на земле. Но распростерты й над миром Богородицы н плащ не смог уберечь от беды. Как следует из поэмы , неоконченная работа мож ет быть заверш ена, согласно тайном у договору, только при условии лично переж итого страдания, боли, преж де незнаемой. «Ж емчуж ины для слез апостолу И оанну», которых не хватает на плащ анице, появляю тся на ней, как только две сестры начинаю т оплакивать мертвого царевича - их общ ую погибш ую мечту. А кт творения, по А хматовой, неизбеж но сопряж ен с утратам и, и если мир - текст Бога, то с т р а д а н и е за л о ж е н о в о с н о в е а к т а его с о т в о р е н и я , и л и р о ж д е н и я . З авер ш ен и е п лащ ан и ц ы , сов п ад аю щ ее с п р о яв л ен и ем п есен н о го дара в другой сестре, - две и по стаси (ж енская и п оэти ческая) «взросления» ч ел о века, своего р о д а «и н и ц и ац и я» . К ак зав ер ш ен и е в ы ш и ван и я, так и обретение поэтического голоса - есть не что иное, как перетекание душ и, вобравш ей горе мира, испы тавш ей собственную боль, в песню , полотно. П рием удвоения одного и того же, т.е. зеркальности, усиливает сознание не отпущ енной вины. «П есня» в поэме зам ещ ает «молитву», и в этом заклю чается смысл параллелизма судеб двух сестер. По А хматовой, п есенны й дар изначально греховен , но м ол и тва герои н и, п р о и зн ес ен н а я в н ачале п о эм ы , « ф о р мальна», «обы кновенна», это молитва о снисхождении Бога к лю дям с их элем ентарны м и повседневны м и заботам и о хлебе насущ ном, об урож ае, 4 С. Коваленко, С в е р ш и в ш е е с я и н е д о в о п л о щ е н н о е . П о э м ы и т е а т р А н н ы А х м а т о в о й , [в:] А. А. Ахматова, С о ч и н е н и я в 6 т о м а х . Т. 3, Москва 1998, с. 388.
416 Елена Кирпичева о м и н овани и чаш и б ы тия и всякого рода сл учай ностей . П о какому-то н еп и сан о м у закон у и звечн ой н есп р ав ед л и в о с ти ц ар еви ч, стрем ящ и й ся к берегу, разбивается о «черные, разломанны е, остры е скалы», а героиня, не усп ев ш ая п р о и зн ести м ол и твен н ое слово о сп асен и и его, навсегда останется с сознанием вины перед ним. В поэме как бы опущ ено одно из звеньев сюжета: это м иг достиж ения яхтой царевича берега. И менно в этот м ом ент героиня погруж ается в сон, и в этом, очевидно, ее наказание. Реальность, от которой она столь долго отгораж ивалась, м сти т ей своей оч евидн ой ж естокостью . О чен ь часто м отив и сп ы тан и я сном в стреч ается в н ародны х ру сски х сказках. Э тот м отив восходит к глубокой древности, к обрядам посвящ ения, которые п редставляли собой см ерть и воскресен ье или рож ден и е5. «С лучайное» з а с ы п а н и е о б е р н у л о с ь к а т а с т р о ф о й , с о в с е м к ак в д е й с т в и т е л ь н о с т и (ситуация ти п а «чуть отвернулся, а ту т и произош ло»). П ереж иваем ая смерть царевича - это первая смерть, увиденная близко, первая утрата, касаю щ аяся ее лично, принесш ая острую боль и задевш ая душу, потрясш ая ее, сд ел ав ш а я д р у ги м ч ел овеком . П р и ем о п у щ ен и я сю ж етн о го звен а и н т е р п р е т и р у е т с я н е о д н о зн а ч н о ; п о м и м о о т м е ч е н н о г о см ы с л а , есть и другие. В этом проявилось стремление автора поставить героиню у «бездны н а к р а ю » , з а с т а в и т ь ее п е р е ж и т ь не и гр у ш еч н у ю , а в с а м д е л и ш н у ю трагедию , сделав свидетелем угасаю щ ей жизни. В этом смысле небольш ая о говорка, в к л и н и в аю щ ая ся в о п и с ан и е см ер ти , в е с ь м а п о к аза тел ь н а : « . Л у ч ш е бы м н е р о д и т ь с я с л е п о ю . » (I, 127). З д е с ь и н еж е л а н и е см ириться с трагедией, и готовность взять на себя чужую боль, и согласие на обмен участью - «стать слепой», т.е. сделаться подобной сестре. Но есть в о т м е ч е н н о м п р и е м е ещ е о д и н см ы с л . « Б е л ы е м у с к а т н ы е р о зы » , отвергнутые как знак отказа, «отозвались» в сам ы й ответственны й момент ее су д ьб ы : с о гл а с н о ф о л ь к л о р н о -м и ф о л о г и ч е с к и м п р е д с т а в л е н и я м , «острое» и «колючее» обязательно связаны со сном или смертью героини. Состояние героини, напоминаю щ ее сон наяву, своеобразное вы падение из реальности, близко сказочному - «околдовыванию », «зачарованности». В п о э м е , к а к и во в с е й п о э з и и А х м а т о в о й , д е й с т в у ю т за к о н ы зер к ал ьн о сти , всл ед стви е которы х, всякое п ри б л и ж ен и е оборачивается удалением . И так, п о эм а о м ертвом ж енихе стан о в и тся п о эм ой о цене «песни» как поэтического дара, поэтического слова. Н азвание п оэм ы - ассоциативная ц итата из А. С. П уш кина, из его сказки «О ры баке и рыбке». Ц итата-заглавие вы ступает здесь как форма паратекстуальности и содерж ит в себе програм м у литературного п роизве дения и клю ч к его пониманию . В своих внеш них проявлениях заглавие 5 В. Я. Пропп, И с т о р и ч е с к и е к о р н и в о л ш е б н о й с к а з к и , Москва 1998, с. 173-175.
предстает как метатекст по отнош ению к ахматовскому тексту, и, выступая как интертекст, откры то разли чн ы м толкованиям . О бразны й потен ци ал п о эти ч е ск и х стр о к П у ш ки н а и А х м ато в о й р ас к р ы в а ется ч ер ез со е д и нительную функцию заглавий как своеобразное открытие нового в старом. П уш кинская сказочная модель, как и ф ольклорная сказка, достаточно п розрачна в определен и и чел овечески х ц ен ностей ; как и в волш ебной сказке, у П уш кина работает традиционная схема: «персониф ицированное зло» - «жертва» - «волш ебны й помощ ник». «Зло» в пуш кинской сказке предстает в его нарастаю щ ей агрессивности. С казка мож ет быть и нтерпре тирована как авторский психологический эксперимент, только развернуты й н а ск азо ч н о м м а тер и ал е: в стр еч а ч е л о в е к а с чудом и его п о ве д е н и е в эк стр е м ал ь н о й си ту ац и и 6. « Р азб и то е коры то» в ф и н ал е - н аказан и е человека, не способного сохранить разум ны е пределы в своих желаниях. У А х м ато в о й сказоч н ая м од ель ар х ети п а явн о тр ан сф о р м и р у ется. Героиня, ж ивущ ая в родстве со стихиями («языческое детство»), мечтает стать ц ари ц ей (м ечта, оч евид н о, п р и ш ед ш ая и з сказок, как н ам ек на Золушку, наш едш ую счастье). Сказочная м ечта обретает черты всеобщ ей утопии, построенной на христианских основаниях: Боже, мы мудро царствовать будем, Строить над морем большие церкви И маяки высокие строить. Будем беречь мы воду и землю, Мы никого обижать не станем (I, 124) Н о даж е столь н еп р и тязательн ая м ечта р азб и вается в д ребезги при столкновении с реальностью : появление мертвого ж ениха - своеобразная н асм еш ка в севи д ящ ей Судьбы. В п оэм е не во здается просящ ем у, зато ч е л о в е к п о л у ч а е т н а к а з а н и е д а ж е з а н е в о л ь н у ю в и н у , п р а в д а , прочиты вается эта вина как неразличение добра и зла. П разд н и чн ое ощ ущ ен и е м и ра, хар актер н о е д ля эпохи « н езн ан и я», с м е н я е т с я т я г у ч и м о ж и д а н и е м с его с к у к о й и п р о з а и ч е с к и м и подробностям и. «М ечта» приобрела в этом контексте еще один смысл: она стала своеобразны м оберегом от прозы жизни. В этом, помимо П уш кина, проявляется ещ е и А. Чехов: будни губительны для человека, не спосо бного отгородиться от н их и у й ти в свою д уховн ость, сп асаю щ ую от ж и т е й с к о й п р о зы . В о з в р а щ е н и е о щ у щ е н и я п р а з д н и ч н о с т и с в я за н о с обретением «другого» видения мира. Здесь особенно сильно вы деляю тся 6 В. Грехнев, Б о л д и н с к а я л и р и к а П у ш к и н а , Горький 1980.
418 Елена Кирпичева тр ад и ц и и п асхальн ой литературы , содерж ащ и е и сти ны о « воскресш ем духе», которы е осущ ествляю тся в ж изни, потому что, раскры вая душ у поэта, эта поэм а им еет и дополнительное, более ш ирокое значение. С оверш енно особенное празднование П асхи, В оскресен и я Господня, как известно, является характернейш ей особенностью русской культуры. Пасхальность (термин В. Н. Захарова, разработанный и дополненный И. А. Есау- ловы м) - это более чем понятие и более чем образ; это - архетип. Под архетипом в данном случае поним аю тся, в отличие от К. Г. Ю нга, не в с е о б щ и е б е с с о з н а т е л ь н ы е м о д е л и 7, а « с ф о р м и р о в а н н ы й д у х о в н о й т р а д и ц и е й т и п м ы ш л е н и я , п о р о ж д а ю щ и й ц ел ы й ш л ей ф к у л ь ту р н ы х последствий, вплоть до тех или ины х стереотипов поведения»8. А х м а т о в а в с е гд а в к л ю ч и л а св о и п р о и зв е д е н и я в о п р е д е л е н н ы й , м арки рован н ы й контекст. В д ан ном случае, этот кон текст - трад и ц и я л и т ер ату р н ы х п у б л и к ац и й по сл уч аю П асх и Х р и сто в о й , т р а д и ц и я со своими правилами и историей. В прош лом писатели и поэты использовали произведения, созданны е в русле этой традиции, чтобы сделать те или ины е п оли ти чески е заявления. Э тот опы т прош лого оказался особенно важ ны м летом 1914 года, когда С араевским убийством в ию ле 1914 года было полож ено начало траги ч еск и м собы тиям П ервой м и ровой войны . (О тметим, что дата написания поэмы - «ию ль-октябрь 1914 года».) М отив мертвого ж ениха в русле использования пасхальной образности о т к р ы в а е т в п о э м е с в о е о б р а з н ы й « г о р и з о н т о ж и д а н и й » (Р. Я у с с )9, порож даем ы й опытом чтения преды дущ ей литературы. Ч итатели долж ны бы ли восп р и н ять ее сти хотворен ия не п р осто как ти п и ч н ы е п рим еры «ахм атовской лири ки », а как более ш ирокое целое, которое и н тер п р е тировалось в контексте военного времени. В это время создавалось м н о ж ество п о эти ч ески х п роизведен и й, в которы х п ересказы вал и сь разны е м ом енты страстей И и суса, оп исы валось п разд нован и е П асхи в разн ы е врем ена и исследовалось влияние праздника на соврем енного человека. Победа И исуса над грехом и смертью стимулировала обращ ение к духов ны м сторонам человеческой жизни. П ри этом для писателей прогресси вного и радикального направлений пасхальны е тексты служ или орудием о б л и ч ен и я о б щ ес тв е н н о го п о р яд к а, д ав ая и м п р и это м в о зм о ж н о сть основать свои доводы на идеалах христианства. Святочные и пасхальные рассказы иногда употреблялись и для распространения политических идей. Ахматова же выступает в столь непростое для страны время перед массовой публикой, ожидающ ей поэзии патриотической, с произведениями, в которых 7 К.-Г. Юнг, Д у ш а и м и ф . Ш е с т ь а р х е т и п о в, Киев-Москва 1997, с. 26. 8 И. А. Есаулов, П а с х а л ь н о с т ь р у с с к о й с л о в е с н о с т и, Москва 2004, с. 12. 9 Г. Баран, П а с х а 1 9 1 7 г о д а : А х м а т о в а и д р у г и е в р у с с к и х г а з е т а х, [в:] С. Дедюлин, Г. Суперфин, А х м а т о в с к и й с б о р н и к, Париж 1989, с. 55.
продолж ает изучать область индивидуальны х переж иваний. Э тим подтве рж дается ее и нди ви дуальность как п о эта и незави си м ость ее литерату рного пути. Но учиты вая исторический момент (особенно военную угрозу), а такж е описанны й общ ий литературны й фон того времени, подчеркивание п оэтом п асх альн ого м оти ва ож идания, вероятн о, в о сп р и н и м ал о сь как тревож ное ож идание ж изненны х перем ен в связи с вступлением России в войну 1 августа 1914 года. П есенное слово как изначально греховное приносит в поэме гибель, разруш ая «книж ны е» представления о ж изни, подводя к поним анию ее непостиж имой в принципе глубины. Героиня, которую считают приносящей счастье, «иронически» замечает: .П р и н о с я т счастье Только подковы да новый месяц, Если он справа в глаза посмотрит (I, 123) песенны м словом «накликает» гибель близким (I, 127). Так, вечны й миф и р еа ль н ы й ж и зн ен н ы й сю ж ет столкнулись в н ерасто рж и м ом единстве жизни и смерти. Таким образом, разнообразны е ф ольклорно-м иф ологические мотивы, составляющие основу поэтики А. Ахматовой, углубляют представление о сов рем енности, выводя рассуж дения поэта на общ ечеловеческий и «вечный» аспекты миросозерцания. П рочтение поэм ы А. А хматовой «У самого моря» с точки зрения ф ункционирования в ней «мировы х сюжетов» неизбежно ведет к символизации сем антики и структуры этого произведения.
F olk and m yth ological m otives in A . A k h m a to v a ’s p oem “N ear th e sea ”
The question about the unity and interaction o f the world and Russian literature has always drawn the great interest o f investigaters. We can’t answer this question without the serious analysis of the base o f A. Akhmatova’s artistic system who had a gift of organic connection o f antiquity, mythology and Russian folklore. Besides the base o f poetic of Akhmatova’s works is different folk and mythological motives, for example, “wandering” motives. This article is dedicated to the existence of any motive, study o f its semantics.
